ВТО МИФИ

[Николаич]

Сергей Витальевич Попов

ШЕСТОЕ ТВОРЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ (ШТО) МИФИ (продолжение 6.2. 2.)

Рассказ рыбака

В Мурманск мы прилетели, как и во Фрунзе – ночью. И проснулся я, как и тогда, рано. Но не под пенье соловьёв, а под звон разбивающихся бутылок. Гостиница, в которую нас поселили, называлась, как ведомственный санаторий, - «Дом рыбака». В портовом городе Мурманск все жили по не писанным, но очень строгим правилам. Например, распитую бутылку не ставили, как в Москве, под стол, а выбрасывали в «иллюминатор», то бишь, в распахнутое окно. Из-за гуманизма, в качестве «иллюминаторов», использовались только окна тыльной стороны зданий. А т.к. в «Доме рыбака» двери номеров не запирались, то процесс доставки бутылок к «иллюминаторам» был непрерывным и беспрепятственным. К тому же переносящий порожнюю тару рыбак мог неожиданно обрести новых друзей и наконец-то рассказать хоть кому-нибудь об ужасах путины. Такие же, как он, рыбаки несчастного не интересовали, т.к. знали его рассказ наперёд, а вот такие как мы шли нарасхват. Примерно, к 4 часам ночи (а ночи в заполярном Мурманске, в конце июня, были в сто раз белей, чем в Ленинграде) в каждом из наших номеров сидело по похмеляющемуся рыбаку, неторопливо ведущему душераздирающий рассказ о море и о суше. Конец каждой части сопровождался тостом «за тех, кто в море» (в этих условиях вполне уместным, а не поганоироничнопраздным), и примерно к 6 часам, когда состояние рассказчика и слушателей становилось адекватно неадекватным, до нас доходило, что всё нерыбацкое население город-героя было заточено на то, чтобы не допустить вывоз или высылку заработанных потом и кровью рыбаков денег наружу. Сначала было трудно поверить, что русские советские люди могут стать такими подлецами. Даже проституток, язык не поворачивался назвать проститутками, потому что это были всего лишь аккуратно работающие члены ООПГ (Общегородской организованной преступной группировки). Сами жертвы, только подсознательно осознавали, что что-то здесь не так и в большинстве своём считали именно себя безнадёжной, безвольной сволочью, неспособной дойти до почты и отослать-таки обещанные тыщи матери (сестре, брату, другу, детдому, где рос…). А как не посчитать себя безмозглой скотиной, если ты формально свободен, и деньги у тебя в кармане. Никто тебя не грабит, деньги тебе выплатили честно, большие деньги, Что тебе мешает уехать в родной город, обнять мать, отца, невесту и сказать: «Вот ребята, работа моя была смертельной, но я выжил, возьмите, ребята, эти деньги, они спасут вас от преждевременной смерти и низкий вам всем поклон». Рассказчик нашего номера – неполное среднее образование, работал трактористом в совхозе Архангельской области, по пьяни наехал на совхозный коровник, погибла корова, наказание мягкое – «химия» на оной из обогатительных фабрик г. Кировска Мурманской области, а каково деревенскому парню жить с настоящими уголовниками, попавшими сюда не из русской глубинки с грибами, ягодами, рыбалкой и парным молоком, а с зоны по УДО, и работа не в поле на свежем воздухе, а на сверхвредном производстве, надо было бы стерпеть, но не выдержал – сдёрнул, а куда дальше – домой - впаяют настоящий срок, куда – а в порт, там справят документы и «прописка по судну». Вот так далеко в поисках человечинки направлял своих постоянно ищущих, хентаистых «змей» Мурманский, а может и Всесоюзный «спрут». Только многие годы спустя понял я, да и то приблизительно, из каких звеньев состояла Мурманская Система.
1. Прописка по судну – рай в шалаше, заходи любой, подписывай договор, теперь капитан берёт тебя под крыло, зайчик, - камбуз, баня, койка, только в город не ходи, а чё там делать-то без денег, милиция остановит - тюрьма, а сюда придёт пошушукается с капитаном и только улыбнётся – спи, зайчик; корабь стоить, а зайчик спить, хоть год.
2. После 4-6 месячной «прогулки» по поиску, ловле и обработке косяков рыбы, ох, уж эта обработка: 2 часа сон, 4 работа, конвейером идёт сеть с рыбой – отрезал голову, хвост, выпустил кишки, колючая бывает рыбка-то, кровь течёт… «труженикам моря» выдают зарплату не через день, где-нибудь сберкассе в центре города, а прямо на судне, в день прибытия, заслужили, парни, обычно 3-4 тыс . руб. каждому!
3. Приходят суда обычно под утро – все магазины закрыты. Полгода не пить, полгода не трогать тёплое тело женщины русский человек может, но «вразвалочку сойдя на берег» с полными карманами денег… А тут кто-то шепчет – «Тупик» опять открыли…Но там ведь дорого… А у тя денег мало?… Бичи подтягиваются со всех сторон… Угостите, ребята. ..100 рублей бутылка?!!!... Да мне хоть двести, давай!!!
Конец процесса мы с Шуриком Сидоренковым наблюдали в центральном ресторане города в день нашего отъезда. Копили 5 дней деньги, чтобы повторить наш ошский опыт. Но, как говориться, в одну воду… Никто не обращал на нас внимания. Все были заняты рыбаками.
Когда мимо столика протащили нашего ночного собеседника из «Дома рыбака», мы, так и не дождавшись обслуги, встали и пошли следом. Он был мертвецки пьян, официантка семенила за тащащими его друзьями и вытянувшись, как гусыня, выщипывала у него из заднего кармана последние сотни.

Иногда мне кажется, что современные менеджеры всех стран развитого капитализма, каким-то мистическим образом , регулярно посещают курсы повышения квалификации города Мурманска 1973-го года.

[Николаич]

Сергей Витальевич Попов

ШЕСТОЕ ТВОРЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ (ШТО) МИФИ (продолжение 6.2. 3.)

Кировск

Уезжая из Мурманска, сидели мрачно и молча. Я думал о том, что любого самого сильного, доброго и смелого человека Система может превратить в ничтожество. Героя – в подонка, девушку – в б…дь, а отца семейства - в алкоголика. Не знал я тогда об исповедниках и новомучениках Российских… Да, если б и знал, в тёмной голове моей вряд ли что-нибудь прояснилось. Вспоминал рассказы нашего рыбака о жизни в Кировске, и на душе становилось всё гаже и гаже…
Незаметно миновав город, «Икарус» въехал на территорию горнолыжного комплекса. В молодости настроение меняется быстро. Услужливый, улыбчивый персонал базы, удобные гостиничные номера и хорошая погода заставили меня усомниться в правдивости исповеди мурманского рыбачка. Действительно, а зачем Системе понадобилось вкладывать такие огромные деньги в строительство такого большого комплекса с тремя трамплинами мирового уровня, катком, бассейном и многочисленными горнолыжными трассами и подъёмниками.
На городском автобусе поехали на выступление перед строителями административного здания на другом конце города. На подъезде к жилым домам увидели окровавленного человека, пытающегося подняться с тротуара. Водитель даже не притормозил. Пассажиры были увлечены чтением утренних газет. Страшные сказки рыбака начинали сбываться. В самом центре города на автобусной остановке увидели целое побоище – дрались две группы людей разного возраста, дрались профессионально, на ярком полуденном солнце сверкнул нож, потом другой. Двое поверженных бойцов уже лежали на асфальте. Быстро приближался звук милицейской сирены. Дерущиеся и не думали разбегаться…
Система стала представляться в другом свете. Худо-бедно, а Она всё-таки защищает нас от огромного количества обиженных, злых, «слабых на голову» сограждан, готовых, если позволят условия и найдётся вожак, схватиться за топоры, булыжники и обрезы, безостановочно насиловать и убивать всё живое до тех пор, пока в стране не появиться удерживающий Тиран. Эх, человек – «трость, ты, ветром колеблемая», хитрющая кусачая блоха, возомнившая себя хозяином вселенной…
Играли на большом козырьке над парадным входом в строящееся здание. В обеденный перерыв. Аудитория на пустыре собралась внушительная. Играли мы всё те же раннештофофские миниатюры о студенческой жизни, сочинённые Бычковым со товарищи ещё в 60-е. Какая-то таинственная сила была скрыта в этих незатейливых текстах. Мы все знали их наизусть. Знали не по необходимости взаимозаменяемости, а по любви.
Аудитория была в восторге. Аплодировать они были готовы до конца рабочего дня, но когда уже в пятый раз прозвенел какой-то специальнопротивный зуммер, стали медленно расходиться по рабочим местам. Иногда, среди расходящихся, возникала спонтанная ржачка и это было особенно приятно.
Уходя с пустыря, мы попали в зону какого-то недостроя и маненько заплутали. Из-за бетонной стены вышел и направился к нам мальчик лет 12-ти с загипсованной голенью правой ноги, мальчик шёл медленно и торжественно припадал на больную ногу. Вот кто покажет нам дорогу. Но не тут то было. Мальчик подошёл к двухметровому, бородатому и волосатому Вове Бердникову поднял камень и сказал севшим голосом: «Дай полтинник или рубль». Из-за других плит стала появляться другая мелюзга (одному из них было лет пять) тоже с камнями. Мы охренели и остолбенели. Эх, жаль, что с нами не было другого Вовы – санитара околообщажной психбольницы Башмака. Он со своей деревенской хваткой быстро бы уладил конфликт и достиг согласия сторон, а нам пришлось позорно и поспешно ретироваться. Хромой мальчик всё-таки бросил камень и слегка рассёк Бердникову голову.
Хорошо, что на территории горнолыжного комплекса в 1971 году открылась третья специализированная детско-юношеская спортивная горнолыжная школа олимпийского резерва (ДЮСШОР). Думаю, что многим из местных «генералов песчаных карьеров» захотелось стать олимпийскими чемпионами. Этот титул советские горнолыжники так не завоевали, но в 1981 году спортивный мир вздрогнул от поразительных успехов «русской четвёрки». Одним из четырёх был выходец из Мончегорска (Мурманская обл.) Валерий Цыганов, выигравший скоростной спуск в Аспене и первым из советских спортсменов ставший победителем этапа Кубка мира. Не знаю, учился ли Валерий в ДЮСШОР, но о том, как часто он тренировался на склонах горы Айкуайвенчорр, у подножья которой расположен Кировск, можно судить по сообщениям центральных газет того времени.
Но хватит о «спорте высоких достижений». В школе работали и, надеюсь, работают мудрые, опытные тренеры способные воспитать из местных хулиганов, если не чемпионов, то (что гораздо более важно) просто достойных сограждан.
Заждавшийся нас "Икарус", удвоив скорость, полетел в гору.

[Николаич]

Сергей Витальевич Попов

ШЕСТОЕ ТВОРЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ (ШТО) МИФИ (продолжение 6.2. 4)

Кандалакша

Хорошо всё-таки проживать в Империи, в качестве представителя титульной нации. Нет, не из желания гумозить всех остальных и навязывать другим народам свою веру, уставы и уклады. А из-за возможности разговаривать в любом Её уголке на своём языке и находить взаимопонимание. Из-за возможности украсить свою жизнь жемчужинами мудрости, изобретениями и словами якутов, татар, узбеков, карелов, угров или финнов. Ни угров, ни финнов в Кандалакше я не видел. Но угро-финский дух был разлит по всему городу. Он выражался в замедленности движений и речи жителей, в их нелицемерной услужливости, в почтении к старшим, в красоте фасадов домов, изящном убранстве садов и скверов. Жаль, что мы пробыли в этом городе совсем недолго – нашего концерта ждали пограничники одной из застав на советско-финской границе. Однако, дорога, пролегающая через приграничный, девственный лес и сам этот лес являли собой чудесное продолжение местной северной сказки. Видели ли Вы когда-нибудь тридцати-сорокасантиметровые белые или подосиновики, растущие везде, куда мог проникнуть очумелый взгляд приезжего человека? Конечно, всё было легко деромантизировать – ведь это была приграничная полоса, где не то чтобы раздавленный гриб, а всякая поломанная веточка сигнализировали о возможном присутствии врага. Но сказка была настоящей…
Среди встречавших нас пограничников оказалось много москвичей и ленинградцев, которых трудно было поразить нашей программой. Они сами подготовили для нас встречный развлекательный вечер. Сначала была официальная часть в виде доклада начальника заставы о мировой и местной политической обстановке. На таких докладах уши как бы сами собой затыкаются, но мне запомнился один забавный факт, призванный свидетельствовать о нарастании идеологической борьбы – вот уже в течение года финские лесорубы, работающие на том конце пограничной речки, нераскрытым до сих пор способом, ежемесячно подбрасывали на нашу сторону одну-две пачки свежих номеров американских журналов «Playboy» и «Penthouse». Сейчас подозрительная нераскрываемость преступлений хитроумных лесорубов говорит лишь о том, что офицеры и рядовые заставы жаждали перемен точно так же как вся остальная наивная страна. В результате мы получили то, что получили.
После политинформации нам выдали майки с номерами и профессиональные бутсы и пригласили сыграть в футбол на весьма приличном поле. Игра была упорной и жестокой. Не помню как, но мы выиграли. Это уже не на шутку задело самолюбие пограничников и они «выложили на стол последний козырь» - травля собаками нарушителей границы.
Правду сказать – нарушитель был один, и собака тоже одна. Собака была подготовлена к шоу, а вот нарушитель… Нарушитель, как Вы сами понимаете, нет. Им вызвался быть – Владимир Макаров. На него тут же надели защитную телогрейку с рукавами и подолом до пят и высокие сапоги. Пользуясь случаем, скажу, что Володя, пришедший в театр чуть позже нас с Шуриком, составил долгожданную конкуренцию незаменимому Александру Соколову. То, что Макаров блестящий актёр мы уже понимали, но что ТАКОЙ…узнали только на заставе. «Нарушителю» было предложено в течение 15-ти минут убежать подальше от заставы, после чего, по его следам была выпущена самая чуткая и злая местная овчарка. Что сделал гениальный Вова. Поняв, что семеня в выданном балахоне, как в мешке, далеко не убежишь, он дважды пересёк футбольное поле, по которому совсем недавно носилась кодла потных мужиков, потоптался в коровьей лепёшке, попавшейся по пути, и не спеша скрылся в ближайшем перелеске. Из вольера выпустили овчарку, дали понюхать оставленною «шпионом» рубашку, и местный рекс бросился в погоню. Через минуту, как на стену, он нарвался на футбольное поле. Обежав вокруг поля дважды, собака легла и стала жалобно поглядывать на зрителей. Один из пограничников подбежал к ней и стал что-то торопливо объяснять, после чего пёс, потеряв всякое настроение, поплёлся в сторону диаметрально-противоположную вовиному перелеску. Иногда собака возвращалась понюхать коровье дерьмо и снова безнадёжно брела неизвестно куда. Всем стало неудобно и грустно. Актёр Владимир Макаров, почувствовав затянувшуюся паузу, вышел из леса и стал размахивать рукавами. Каких глупостей не наделаешь в минуты славы! Овчарка резко развернулась, понеслась со скоростью гепарда, нокаутирующим ударом сбила героя с ног и стала драть его так, что мало не покажется. Вся её грусть обратилась в зверскую злость. Сам начальник заставы бежал впереди группы спасателей. Вова был жив, но ещё долго сходили с его рук и ног синяки от продавивших защиту клыков обозлённого пса.
Вечерело. В автобус садились опять какие-то грустные и, только увидев сверкающие в закатных лучах шляпы огромных красивых грибов, немного повеселели. Это была последняя агитбригада ШТО. Главный спонсор поездок – московский комсомол стал экономить деньги. Интересно, на что?

[Николаич]

Сергей Витальевич Попов

ШЕСТОЕ ТВОРЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ (ШТО) МИФИ (продолжение 6.3) Агитперелёт

Действительно, территориальные агитбригады под эгидой ЦК ВЛКСМ в 1973 году закончились. Но по всей стране активно работали местные комсомольские организации, которые стали организовывать фестивали, конкурсы и пр. ШТО облюбовало «Юморину» в Одессе, а Восьмое творческое объединение (ВТО) МИФИ – «День физика» в Тбилиси. В недрах ШТО, вместо агитбригад, зародились мобильные звенья. Два из них я запомнил - это четвёрка «Дикович-Украинцев-Бобошин-Ананьев» и творческая двойка «Жаров-Павлов». Оба микроколлектива на многие годы освоили Юморину. Они там дневали и ночевали. Играли, как классический бычковский репертуар, так и самострочные сценки. Много для них, я думаю, написал Антон Березин (тоже штофовец), попавший в 80-ые в команду Кнышева «Весёлые ребята», которая несколько лет звездила на Центральном телевидении. В то время начался повальный переход народа из самодеятельности в профессионалы. Второе направление деятельности агитбригад, которое существовало уже только при поддержке центрального комсомола – концерты в студенческих строительных отрядах (ССО). Апофеозом этого вида деятельности стал агитперелёт, организованный ЦК ВЛКСМ в честь 60-летия революции и 20-летия движения ССО в 1977-ом году. Как нас Сашей Сидоренковым занесло на борт легендарного ЯК-42, я узнал только вчера вечером, наткнувшись в интернете на статью Василия Таратулова «Как молоды мы были…». До этого ни мы с Шурой, ни товарищи по ШТО не могли толком объяснить случившееся – так стремительно всё произошло. Для начала – кто такой Василий Таратулов – это участник агитбригады всемирно известного Мужского хора МИФИ. С хором МИФИ у ШТО были тесные связи, в первую очередь, благодаря Юрию Песковскому – воспитаннику хора и активному каэспэшнику (он, в частности, участвовал в нашей Мурманской эпопее). Кроме Таратулова, в состав агитбригады входили её основатели – Николай Малахов, Юрий Решетников и Виталий Филиппов, а также Василий Городнов – сливки молодой части хора МИФИ. Спелись они в июле 75-года и с тех пор постоянно выигрывали всевозможные конкурсы студенческой песни. Боже ж ты мой! Только сейчас дошло - ведь именно сегодня можно отмечать СОРОКОЛЕТИЕ того легендарного перелёта!
Воспоминания Таратулова лапидарны:
«Лето 1977 года. Мы готовим музыкально-литературную композицию, посвящённую 60-летию революции, для участия в слёте агитбригад в г. Гагарин. Внезапно мы получаем предложение поучаствовать в агитперелёте по местам дислокации ССО, который организовал ЦК ВЛКСМ. И, что самое интересное, программа, подготовленная нами накануне, как нельзя лучше удовлетворяла требованиям организаторов. Для большего эффекта мы привлекли к участию в поэтической части композиции Сергея Попова и Шуру Сидоренкова из ШТО. После показа программы организаторам перелёта, наша судьба решилась в течение десяти минут.
Коротко о перелёте:
31 июля. Вылет из Москвы. Концерт в Ленинграде перед ИнтерССО.
1 августа. Горький. Концерт в авиаотряде.
2 августа. Ульяновск. Концерт в ССО из Грузии.
3 августа. Магнитогорск. Концерт для ССО и на комбинате.
4 августа. Петропавловск (Казахстанский). Выступление в совхозном ДК.
5 августа. Переезд в Тимирязевский р-н Казахстана («да, здесь недалеко, всего 350 км. на автобусе». Выступление в ССО Ставропольского мединститута, концерт для механизаторов, ещё одно выступление в ДК совхоза «Докучаевский».
6 августа. Кустанай. Выступление на городской площади. Концерт в ДК для Харьковского ССО, выступление для актива местного штаба ССО (ночью на пруду у костра).
8 августа. Волгоград. Концерт для женского ССО из Новосибирска. Там же –
поездка на базу отдыха местного штаба ССО на Дону и обед, меню
которого состояло из чёрной икры (очень много) и чёрного хлеба (чуть поменьше, чем икры). Возвращение в Москву.
Концерты, как правило, состояли из двух отделений. В начале -идеологическая часть программы, потом - развлекательная. Нам было приятно, что успехом пользовались обе».
Добавлю от себя, что в первом отделении основная нагрузка падала на хористов, а во втором – на нас с Шуриком.
Ещё добавлю:
к п. 3 августа. Магнитогорск. За обедом нас приветствовал Генеральный директор ММК. Много шутил и перед подачей вторых блюд многозначительно прищурился. Действительно, перед каждым из нас поставили на кузнецовской тарелке большой гербариевый плоский золотистый четырёхлепестковый цветок. Это были цыплята Табака, приготовленные на маленьком прокатном стане, созданном на комбинате специально для кулинарных целей. Когда мы заурчали, радости гостеприимного директора не было предела.
к п. 5 августа. Очень некстати сработала домашняя заготовка руководителей перелёта – не отрываться от народа и поработать с медиками из Ставрополя на стройплощадке. Крайними оказались мы с Шуриком. Два часа носили в носилках раствор от места разгрузки до стройки и не желали отставать от ставропольцев. Как гром, ударило сообщение, что по просьбе трудящихся, нам придётся по возвращении в Петопавловск уже практически ночью снова выступать в ДК совхоза «Докучаевский». Возможно, от перегрузок, Сидоренков и я начали во время второго отделения нести отсебятину. Но что-то лишнее мы, видать, точно сказанули. В сентябре меня вызвала в кабинет Татьяна Евгеньевна Петрова – председатель месткома МИФИ. Смотрела не по-доброму. Но и я был уже стреляный воробей. Ну, что вы сейчас со мной сделаете? Я ведь полтора года как не студент. Выгоните с работы, но зав. моей кафедры, академик Л.И. Сумароков очень любит мои стихи и не даст в обиду. «На, прочти» – сказала Петрова. Это был донос из того самого Петропавловска, где мы умирая выступали в ДК ночью. Там говорилась, что в своих миниатюрах мы клевещем на движение ССО и, вообще, несём со сцены антисоветчину. Тут уж я разозлился и, видя это, Татьяна Евгеньевна заулыбалась – «На, вот ещё». Это была грамота ЦК ВЛКСМ и копия приказа о награждении меня денежной премией в размере 100 руб. Сколько ж вынесла Т.Е. с нами самодеятелями – и с рок-группами и с ШТО и с ВТО. И всё время нас выручала.
А хор МИФИ получил в 1977 году премию Ленинского комсомола, может, и мы с Шуриком этому поспособствовали…

[Николаич]

Сергей Витальевич Попов

ШЕСТОЕ ТВОРЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ (ШТО) МИФИ (продолжение 7.1)

Репертуар ШТО

А. Блок «Двенадцать»

Начну почти с конца. Но так уж захотелось. В условиях агитперелёта, не подружится с отпетыми хористами было невозможно и, в конце концов, я предложил участникам агитбригады хора МИФИ испытать свои силы в новом стихотворно-музыкальном проекте ШТО - «Двенадцать».
Часто, слишком часто мы с Александром Соколовым, ностальгируя по «Второй школе», вспоминали спектакли, созданные в её стенах. Особенно бередила наши души поэтическая композиция в постановке замечательного пушкиниста Валентина Непомнящего, осуществлённая учениками (включая наших одноклассников) – «Двенадцать» Блока. Энергетика Блока, переданная самодеятельными актёрами, сносила крышу. Но видно лавры «Мухи-Цокотухи» не давали нам с Соколом покоя, и мы начинали мысленно спорить с самим Непомнящим и не соглашаться с его трактовкой. Энергетику Блока Непомнящий с юными артистами передали сногсшибательно, а вот с музыкой Блока, на наш взгляд, не справились.
Даю руку на отсечение – лучшим композитором способным не только услышать, передать, но и усилить музыку стиха был в то время Виктор Кальян. В этом я убедился на собственной шкуре, когда Виктор Петрович омузыкаливал мои собственные стихи, создавая спектакль «Остановка».
Вот, что пишет Валерий Белов, сыгравший роль Бродяги в нашей версии «Двенадцати», о музыке Кальяна (В. Белов. Воспоминания о ШТО):
«Как же эта история началась с "Двенадцатью" Блока для меня?
Костя Виноградов играл на барабанах в группе Вити Кальяна, в той самой рок-группе (очень хочется именно так выразиться), в той самой рок-группе, которая сидела у задника сцены и играла вживую в спектакле "Остановка".
Мы с Костей близко не дружили, но знали друг друга. Так вот была какая-то история, мы что-то делали, крутились около ДК "Москворечье" и Костя вдруг говорит: "Идем, кое-что покажу". Заходим в студию джаза, там на первом этаже такая супер репетиционная комната, в углу ударная установка, обвешанная микрофонами. Костя на правах хозяина включает усилители и надевает мне наушники. " Слушай". И начинает тихо-тихо играть. Шум Ветра, как ветки деревьев, постукивающие в оконную раму, настоящий ветер. Удары рассыпаются, реверберируют, возвращаются эхом, то затихают, то вдруг накатывают с новой силой, то нарастают в такой ритм тяжелого рока. И слово рок здесь уместно в обоих смыслах. Я офигел, если это литературно. Я попросил повторить и Костя повторил нота в ноту. Я слышал ветер и это было завораживающе. " И знаешь, что это такое? Это Кальян с Поповым хотят поставить "Двенадцать".
Я до сих пор слышу этот Ветер, можно закрыть глаза и видеть Неву, пустой черный город, качающиеся на ветру фонари, какие-то крики, страшно, пустынно. Ветер, ветер, кажется, что он накрывает всю планету. Обрывки фраз, поземка, вьюга. Можно долго слушать эту пургу, невозможно спешить. И отрывки стихов, фраз вырываются с ветром и затихают. Холодно. Заканчивается жизнь, надвигается новая жизнь. Что впереди? Ветер, опять ветер, слышишь скрипы, стуки, голоса, как листья, крутятся судьбы, невозможно спешить, ветер, ветер...одиноко...
Вот с этих галлюцинаций и началось моё погружение в Александра Александровича Блока.
Поэтому, когда Сергей предложил мне делать "Двенадцать", то я был готов».
Не долго думали и Малахов со товарищи… После того как услышали зонги Кальяна на стихи Блока, которые им предстояло петь, они единогласно согласились участвовать.
Соединение профессионального вокала, энергетики рок-группы «Фейерверк» (Виктор Кальян – клавишные, Андрей Пехтерев – бас-гитара, Алексей Дорогобужский – лидер-гитара, Константин Виноградов – барабаны), музыки Виктора Кальяна, гениальных стихов Александра Блока и мастерского чтения Александра Соколова, Владимира Макарова и Александра Сидоренкова захватывало дух простого зрителя. Премьера закончилась бурными аплодисментами, переходящими в овацию.
Однако представители комсомольской элиты были недовольны. Один престарелый лидер эстонского комсомола, страстный почитатель «Остановки», сказал, как отрезал: «Сергей, когда искренность заменяется профессионализмом, мне это становится неинтересным». Не думал я тогда, что слова эстонца так ранят моё сердце и в какой-то мере определят мою дальнейшую творческую судьбу.
Моя растроенность не осталась незамеченной. Наблюдательный Белов пишет:
«Первый вариант " Двенадцати" Попов с Кальяном показали на юбилее ШТО. Это было круто, опять на сцене рок-группа и вокалисты из хора МИФИ. Рок-аратория! Даже ,если музыка будет плохая, то, просто представьте, по форме-до них ЭТО в Москве кто-то пробовал?
Но музыка была хороша, и музыканты были профессиональными. Что там не пошло - не знаю.
Второй вариант - уже был с моим участием. Я принял идею всем сердцем, любил поэзию Блока, а ковыряясь в хитросплетениях блоковских символов, перевлюбился втройне в эту музыку. Я мальчик зажигающийся, и по уши увлекся Серегиными идеями, сценарием, тоже расфантазировался, но Сергей в этом всём участвовал и меня не одергивал.
Получалось много мистики, Ветер ( как персонаж) превращался в Привидение, которое стоит за спиной всего этого мельтешения маленьких людишек. Как Смерть в «Хоакине Мурьета». Страшно, как от тени отца Гамлета. Ветер полувиден, в белой маске. Он нем. Он не человек, он не произносит ни единого слова, за него говорят две его ипостаси. Он поднимает левую руку - говорит женский голос, поднимает правую - говорит мужской. Мистика, символизм, плюс хор, рок-группа, дорогие декорации со спецэффектами и штучками иллюзионистов, танцующая балерина ...
Репетиции и сочинительство идут полным ходом, и тут вдруг в переходе между корпусами МИФИ днем встречаю Серёгу, и он говорит: "Все это фигня! Искусство, если это настоящее искусство, должно быть предельно простым». И приводит пример, как Пекарский берет барабан и начинается магия, потому что он настоящий музыкант.
Я подумал, думал долго, и подумал, что эта настоящая формула творчества. И теперь при каждом подобающем случае я вспоминаю наш разговор в том переходе между корпусами и привожу эти слова как доказательство. Зуб даю, что Попов не помнит об этом разговоре!
Третий вариант " Двенадцати" был упрощен донельзя. Вместо рок-группы, оркестра, хора, балета, синтезаторов остался Витя Кальян с просто роялем , на котором ( на открытых струнах ) он изображал ветер, появился Бродяга, ипостаси остались: две штуки, и Петька, Катька и дальше по списку. Когда спектакль надо было литовать ( а литовать надо было обязательно, чтобы разрешили показывать спектакль) , я помню, что Сергей просил в заголовке написать, что это не спектакль, а чтение по ролям или как пионерская речёвка. Как-то так. Собралась комиссия на первый просмотр: от профкома, от парткома, комсомольцы, от пионерской организации...народу было много, но все же был один человек, который был профессионалом, режиссером из какого-то московского театра. После прогона было обсуждение, говорили разное и, как положено, с легкими оскорблениями. Когда довольная комиссия, закрыв спектакль на доработку, удалилась, то режиссер остался. Во время линчевания он все время слушал и молчал, а тут с нами после многозначительной паузы заговорил: " Ну вы даете! Я не ожидал, что так можно сделать. Молодцы. Но только больше никогда никому это не показывайте "
Мы вопросительно посмотрели на него, поняли , что он единственный понял, что мы хотели сказать. Я играл Бродягу, и он посмотрел мне в глаза и сказал: " Вы же не Бродягу играете?!"
Он все понял, и это была высшая оценка нашей работы. Лично для меня. Больше мы этот спектакль не показывали!»
Вот такая получилась растроенность.

[Николаич]

Тему продолжает Валерий Белов.


Валерий Белов

ВОСПОМИНАНИЯ О ШТО И НЕ ТОЛЬКО
Молодёжный университет культуры (МУК)

Первый семестр в МИФИ. Учеба, как тяжелейшая работа, на выживание.
Утро. Подъем в семь. Автобус. С девяти до пяти - семинары, лекции. Автобус. Квартира. Ужин - суп из концентратов. Голос Америки. Юрий Осмоловский... Покедова. С семи - рабочий стол и учеба, учеба, домашние задания, учеба, долбить , долбить...говорит Маяк.. Для строителей Байкало-Амурской магистрали. Три или четыре утра. Все равно что-то не доделано. Но сон...будильник...звенит, собака...но ...сейчас встану...автобус . Институт!
Но по пятницам в пять вечера МУК. МУК - это Молодежный университет культуры. В актовом зале собираются все студенты, кому интересно, и приезжает кто-нибудь из артистов, музыкантов или еще как. Приглашениями звезд занимается Андрей Сартори ( я так думаю), с которым мы позже познакомимся и подружимся через участие в ШТО и комсомольскую работу. Тарковский, Соломин, Никитин, сестры Лисициан, ансамбль ударных Пекарского, старинных инструментов Мадригал, Виктор Татарский читает запрещенные повести Булгакова, Стругацкий, Калягин читает Понтогрюа («Гаргантюа и Пантагрюэля»), ансамбль Дмитрия Покровского ( вот зажигают ), Аркадий Райкин, Роллан Быков с рассказами о роли шута в Андрее Рублеве, ребята с Таганки, Дыховичный, Хмельницкий...это то, что реально возбудило и потрясло. Антология рок музыки...
А знаете, какой вывод? Там далеко в Урюпинске живешь и думаешь, что где-то далеко живут талантливые люди, они не доступны, они творят нашу культуру и историю. Где-то там...далеко. А ты...ну, что ты можешь?
И вот вдруг в этом кругопотоке изматывающей работы и учебы, вдруг ощущаешь , что все события, все свершения, все взлеты и падения происходят здесь и сейчас. И делают их люди , которые здесь и сейчас, рядом, и они не боги, до них можно дотронуться рукой, даже поговорить. Все можно, все возможно, все надо пробовать, пытаться и добиваться. Мы можем!
Надо только захотеть и стараться!

[Николаич]

Валерий Белов

ВОСПОМИНАНИЯ О ШТО И НЕ ТОЛЬКО
Смоленский гастроном

После первого курса - стройотряд. Это обязаловка. Записывались в разные: кто поехал в Вологду, кто в Вытегру, а мы остались в Москве, работать в Смоленском гастрономе номер два. Два - потому что первый - это Елисеевский на Тверской.
Отдали меня в колбасный отдел и никто не пожалел. Я работал старательно, часто ночью, когда завозятся продукты и нужно было перекидать много тонн. В конце смены завотделом, женщина приятная во всех отношениях, мне отрезала полбатона колбасы и с чувством собственного эго, я шел в общагу. Я шел по утренней июльской Москве, светило утреннее солнце, я был сыт и счастлив. Шел по Новому Арбату и эти светлые ощущения не могу стереть из памяти. Люблю ту утреннюю Москву!
А в Смоленском гастрономе я много чего узнал о еде. Оказывается есть много сортов сервелата , салями, а то, что в СССР делают бастурму, я даже не представлял. Но эта колбаса хранилась в особом холодильнике и наверх в продажу ее никогда не поднимали. Приходили люди, разные, их было достаточно много, с записочками от директора и вот для них и доставали из этого холодильника бастурму и салями. Среди них Актеров не видел, но думаю, что те , кто приходил, эти люди тоже чем-то значимым владели.
Мне это не нравилось и до сих пор для меня это позорное выпрашивание салями - аргумент против развитого социализма с лицом дорогого Леонида Ильича. Видел несколько раз и директора Смоленского. Последний раз видел как они всей семьей выходили из арки, там где был служебный вход. Он шел с женой, с маленькими детьми, несли коробку торта, смеялись. Счастливая картина счастливой семьи.
Через семь лет , когда Леонид Ильич умер, директоров Елисеевского и Смоленского Гастронома арестовали и расстреляли. Поэтому ,когда заходит разговор об Андропове, я вспоминаю эту семью, весело шагающую домой, и мне их жалко. Хотя слов из песни не выбросишь и эти люди делали то, из-за чего всеобщего равенства не получилось. Но ... Наверное у идеи социализма есть глобальное противоречие.

[Николаич]

Валерий Белов

ВОСПОМИНАНИЯ О ШТО И НЕ ТОЛЬКО
ДК "Москворечье"

На Каширском шоссе у родного метро всегда встаю на светофоре и начинаю оглядываться, выискивая новые изменения ландшафта , стирающего всё больше и больше предметов прошлого, у которых мы терлись влюбленные , молодые и свободные.
Зеленый. Жму на газ, поддерживая движение в потоке, верчу голову вначале налево, потом направо, рискуя въехать кому-нибудь в зад. Слева альмаматер, оцепленная колючей проволокой, Справа Дом культуры " Москворечье", тоже какой-то невзрачный, одно время, вообще, заколоченный досками, словно приготовленный под сдачу в шиномонтаж.
И так каждый раз здороваюсь с прошедшим и пролетаю дальше по своим текущим делам по перестроенной Каширке.
Первый раз пришел на джаз в Москворечье по купленному абонементу. Были такие абонементы на целый год, с заранее намеченными концертами. Первый концерт : выступали пара-тройка диксилендов. Помню бородатого дядьку с тубой, пританцовывающего. Туб-туб, туб-туб. Музыка- то хорошая, веселая , да все-равно какая-то никакая. Потому что во мне внутри звучит "тада-тада-там-там" из Цеппелинов и все другие рифы тяжелой музыки рок. В общем первая рюмка джаза не пошла, даже ушел со второй половины.
А потом прислушался, прижился и начало нравиться. Еще и сказалось влияние моей девушки - она любила джаз.
Трио Ганелин, Тарасов и Чекасин. Перед концертом бум, куча народу, и что необычно, полно иностранцев. Справа от входа буфет, стою в очереди за пивом, пиво там продавали неплохое, но очередь ... Стоим.
Из двери служебки выходит хромоногий мужик, очень сильно хромает, но это ладно, он подходит и берет без очереди. Этим и запомнился. А когда начался концерт, то этот мужик вдруг вышел и сел за барабаны. Как потом сказали он барабанщик мирового рейтинга и фамилия у него -Тарасов.
Потом они начали играть. Точно какую-то белиберду - так и я могу. Но впереди меня ждало откровение-они предупредили , что будут играть на записанную ранее ими фонограмму. Это было вроде второе отделение. И вот опять началась эта какофония шума и звуков , и я начал засыпать. Но тут магнитная пленка у них рвется, они останавливаются , заряжают пленку и нота в ноту повторяют уже сыгранную какофонию, эту белиберду, пленка опять рвется , но музыканты уже не останавливаются и продолжают, голосами выпевая отсутствующие фрагменты с ленты. И тут я понял своим слабым умишком как это сложно и почему в зале так много иностранцев .
А еще, еще там было очень много чего. Например играл " Доктор Джаз" и они вошли в раж : "На карнавале под сенью ночи вы мне сказали - люблю вас очень" и главное: не найти слов, чтобы соответствовать тому, как их пёрло. Или Чекасин, лучший саксофонист Советского союза того времени, привез из Вильнюса свой бигбэнд. Вот они зажигали.!!! На концерте мы были с Лешей Медведевым. В конце они влепили рок'н ролл. Зал выл и танцевал. Мы с Лешей танцевали на спинках кресел. Вот это драйв.
Господи, ДК " Москворечье", студия джаза - это отдельный мир, это кусочек счастья, музыки и умных людей. Это была наша среда. И в этой среде или рядом был и наш театр, под коротким названием ШТО. Просто кусочек жизни, который останется с нами навсегда.

[Николаич]

Валерий Белов

ВОСПОМИНАНИЯ О ШТО И НЕ ТОЛЬКО
О Тарковском и не только

Наверное, это было по осени семьдесят пятого. По Москве пополз шум, что в каком-то кинотеатре на окраине Москвы показывают скандальный фильм, какой-то сюр: кефир течет, потом капает и такая дребедень весь фильм. На вход в кассы , говорят, стояла безумнобольшая очередь, которая сразу после начала фильма перестраивалась на выход. Режиссером этого фильма является некий Тарковский, чей "Солярис" разрешили показывать незадолго до этого в московских кинотеатрах. Мы этот фильм смотрели в своей "Мечте" напротив института и потом ходили такие умные и критиковали режиссера-незнайку. Например. Как это может свеча гореть в вакууме?!! Или аннигиляция нейтрино...больного надо показать Савельеву...
Поэтому когда объявили , что в какой-то день приедет сам этот режиссер в МИФИ и привезет это скандальное своё "Зеркало", то билеты кончились сразу.
Мы пробивались в зал безбилетниками через институтскую библиотеку ( там были у нас тайные тропы) , но речь сейчас не об этом.
Тарковский опаздывал, поэтому начали фильм показывать без него. Первое впечатление было ужасно, от сумбура действия реально у меня началась головная боль, съел таблетку цитрамона, потом , когда фильм кончился , кончилась и боль . К концовке головной боли прибыл и сам режиссер. Он был заметно выпимши. Впрочем, даже очень выпимши, потому что постоянно делал попытки упасть на Витю Дронова, который тоже прорывался безбилетником через библиотеку и осел в первом ряду напротив президиума.
Вот спрашивается, почему я вам рассказываю это, если хотел рассказать о рок-мюзикле "Остановка"?
Наверное, по двум причинам. Первая - это как Тарковский тогда говорил о традиционном мышлении, о том, как зритель готов смотреть только шаблоны и любое отклонение от наработанных штампов кино приводит публику в полное непонимание и возмущение.
А вторая причина заключалась в том, что после просмотра " Зеркала" я долгое время ходил и думал над этими странными очень завораживающими сюжетами, и не мог избавиться от этих мыслей. Они захватили меня своей образностью.
Сергей Попов, позже, слушая мои переживания, сказал:" Так устроено искусство, что если ты продолжаешь думать над этим фильмом, значит это настоящее кино!" Вот такая мудрая мысль моего старшего товарища.
Вот поэтому , лично для меня, "Остановка" и "Зеркало" произведения одного духа, одного стиля, одного времени. В них нет простого сюжета, все полифонично. Самое интересное, что Сергей не мог копировать или подражать Тарковскому. Просто есть люди одной крови.
Многие вещи нам теперь недоступны. Уже очень сложно понять, что эта за сила и мощь таилась в кадрах великого режиссера, почему так завораживала нас.
Потому что время и люди его опыт освоили и перетёрли, тиражировали, и поставили Андрея Арсеньевича на пьедестал , говорят о нем с придыханием, а фильм "Зеркало" вошлёл в сотню лучших фильмов всех времен и народов мира.
Поэтому и "Остановку" ,наверное, уже не получится восстановить, потому что в новом времени это будет уже неново. Пусть она останется навсегда в том времени, где актеры , балерины и музыканты работают не за деньги, пусть они навсегда останутся там. И по-настоящему любителями, где они с трепетом делают то, что запретно, недоступно и любимо. Пусть они остаются там, в том времени, где Тарковский пьяненький и непонятый , падает на Витю в первый ряд, где ему еще за это "Зеркало" придется пострадать и даже сильно.

[Николаич]

И вновь вспоминает Сергей Витальевич Попов.


Сергей Витальевич Попов

ШЕСТОЕ ТВОРЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ (ШТО) МИФИ (продолжение 7.2)
М. Зощенко. «Преступление и наказание», «Неудачный день» и др.

Комедию Михаила Зощенко «Преступление и наказание» притащил в коллектив всё тот же отец основатель Слава Бычков, в начале 1971 года. Так, по крайней мере, мне рассказывал Сокол. Можно сказать, что с этого момента ШТОФ превратился в ШТО. Впервые началась работа с текстом классика. Репетировать начали сразу, за роли почти дрались, так здорово, сам заикаясь от смеха, прочёл эту пьесу народу Бычков.
Гениальная простота и лаконичность Зощенко, почти современные костюмы, несложные декорации позволили уже в том же 1971 году включить пьесу в репертуар агитбригады и показать в Красноярске, Братске и Канске, в городских домах культуры и актовых залах местных ВУЗов и техникумов. В Канске «Преступление и наказание» полностью снял оператор телевидения и, как рассказывал Сокол, вечером того же дня вся агитбригада собралась в холле гостиницы для просмотра. Хохотали так же, как в первый раз, когда услышали её в актовом зале МИФИ в исполнении удивительного Славы Бычкова. Сейчас «сыграть в ящик» - мечта каждого обеСМИсленного человека всех стран и континентов, а тогда посмотрели и забыли. А, быть может, до сих пор пылиться в какой-нибудь сибирской фильмотеке исторический фильм, с актёрами из МИФИ.
Кстати о фильмах. Когда в 1975 году на экраны вышла комедия Леонида Гайдая «Не может быть» по мотивам произведений Зощенко, я в первых рядах бросился её смотреть. И после первых минут просмотра почувствовал такую горькую обиду на всех киношников мира, позволяющих в угоду особенностям своего ремесла, переставлять слова, удлинять или укорачивать фразы, выбрасывать целые куски или оскорблять отсебятиной исходные тексты классиков. На мою беду первой частью фильма было, именно, «Преступление и наказание», текст которого я знал наизусть, как и многие мои коллеги по театру… как же его исковеркали киношники… Не я первый скажу, что Михаил Зощенко не только и не столько велик своей сатирой, сколько необыкновенной поэтической музыкальностью слога. Это замечательный русский поэт, продолжающий вслед за Пушкиным и Некрасовым, искать в обновлениях простонародной речи точки роста всего неувядающего русского языка. Нам становится радостно и весело от того, что знакомые слова, помещённые в неожиданный контекст, меняют привычный смысл, а вовсе не от содержания рассказов и пьес, от которого впору плакать, а не смеяться. Каким же надо быть тугоухим, чтобы позволить корёжить стихи классика. С чувством праведного гнева вышел я из неандертальской пещеры кинотеатра на белый свет, не досмотрев две трети фильма.
А зря…В последней части фильма - «Свадебном проишествии», Гайдай, как будто очнувшись от дурманного сна, не потрепав исходного текста, в который раз показал на что он способен с помощью Куравлёва, Краморова, Вицина, Филиппова, Теличкиной и, конечно, самого Михал Михалыча Зощенко.
Постепенно к «Преступлению и наказанию» Николаем Викуловым были добавлены - сначала ещё одна пьеса «Неудачный день», а потом тематически связанные подборки рассказов Зощенко «В театре», «В поезде», «В коммуналке», «В больнице» со сквозными ролями, так чтобы миниатюры могли, когда необходимо, превращаться в двухактный трёхчасовой полноценный спектакль. Это была переходная, модульная, очень гибкая форма. Благодаря модульному подходу, пьесы и рассказы Михаила Зощенко связали все поколения ШТО от Бычкова до Белова.
Чтобы не быть голословным, но рискуя окончательно запутать читателя, осмелюсь снова стремительно перемеситься, теперь уже с помощью Зощенко, из начала в конец, из 70-х в 80-е годы прошлого века, опять воспользовавшись воспоминаниями Валерия Белова о последних годах существования ШТО.

[Николаич]

Вспоминает Валерий Белов.


Валерий Белов

ВОСПОМИНАНИЯ О ШТО И НЕ ТОЛЬКО
Маскарад

После "Мелюзги" и между "Двенадцатью " проходили разные пробы других сценариев. Например, Викулов предлагал сделать ремейки на их старые спектакли, но на новом освоенном уровне. Один спектакль по рассказам Зощенко, даже кое-какие сценки прорабатывали. " Ложь в зад!"- это рассказ о том, как с подругами ходить в театр. Или была сценка, где кого-то понарошку убивают на сцене. Это я должен был погибать в муках. Меня чего- то так поперло, я кривлялся в якобы агонии, получилось очень смешно! Помню, как угорали все от этого. Потом Викулов припер новый римейк по Салтыкову-Щедрину с помпадуршами и помпадурами под названием "Маскарад". Но осталось впечатление , что текст не так завораживал, как Чехов. Но когда начали читки, то получалось , что весь этот бред отлично укладывается , если его произносят дети или помпадуры и помпадурши, интеллект которых моложе детского и беззаботный до наружных рефлексов. Поэтому придумали, что каждый фрагмент будет соответствовать какой-нибудь детской игре. Например, будет развиваться какой-нибудь сюжет , а все участники при этом играют в детские игры, например в прядки, или салочки-догонялочки, с Танькой Поповой фантазировали , что будем вести диалог, подпрыгивая по очереди на батутах. Теоретически получалось весело и живо. И если в " Мелюзге" все соединилось музыкой и танцами, то тут предлагалось соединять зонгами и детскими играми. Даже втягивать зрительный зал в эти скачки и игры.
Говорил недавно об этом с Викуловым- он напрочь не помнит этого сценария. Но тексты зонгов сохранились. Я их писал, у меня черновики остались. Но и этот спектакль не пошел, а в прочем мог бы получиться вполне авангардный спектакль.
Потом Викулов предлагал поставить "Затоваренную бочкотару". Помню, что специально перечитывал Аксенова, но теперь уже я не помню, чтобы делали хоть какие-нибудь практические заходы.
Так бы и "почили в бозе", но тут позвонил опять Попов и пригласил к себе домой на читку своего собственного сценария - "Поперек времени".

[Николаич]

Валерий Белов

ВОСПОМИНАНИЯ О ШТО И НЕ ТОЛЬКО
Поперек времени

Что касается " Поперек времени" то, начав репетировать в большой подвальной комнате пятого корпуса общаги, пришли к выводу, что спектакль можно сделать в новом для нас стиле комнатного театра. Этот стиль менял очень многие приемы, которые требовалось соблюдать в традиционном исполнении со сцены. В комнатном театре уже могли быть так называемые крупные планы, тихая интонация и многозначительные паузы. Короче, опять все сначала: шарим в непознанном и все опять непрочно и непонятно. С Лешей Шишковым играем детей(?!!!?) в новелле о Чеснокове , играем Хлебникова с Петниковым в новелле о футуристах русской поэзии ." Дыр бул щел. Пица, пица!!" Викулов одновременно танцевал Сальвадора Дали ( очень зажигательный танец был, я тоже выучил эти движения и теперь, если перед дамами надо выделаться - использую) и в антитезе к Дали играл задумчивого философа Чеснокова. Попов тоже играл...наверное...дальше не помню. Помню, как Серегу опять понесло и в уже готовый спектакль стали вмонтировать зонги на стихи, которые он принес. Стихи были отличные, но, наверное, уже были лишними. Именно в этот момент Попов опять произнес слова, которые оказались очень важными для меня и являются немного и иногда руководством к действию. Попов сказал, что достал старые стихи и, придя в ужас, начал их все кромсать и переделывать - в результате получилось нечто абсолютно новое, ничего не имеющее отношение к нему прежнему. Поэтому, он сказал, что ничего не надо переделывать, пусть это остается так, как есть :со всеми недостатками, но соответствует тому ,какими мы были.
В модернизации спектакля не остановились и стали дальше лепить горбатого: придумали какие-то картинки и Вадик стал их через проектор высвечивать на потолок, имитируя очевидно цветомузыку или графику, но это было неудачно. Потом была премьера, на которой присутствовала моя жена и первый раз в виде зрителя Танька Попова. Перед Олей отчитался за отсутствие в семье по некоторым вечерам, в остальном успеха мы не пожали.
Ни о чем не жалею, все было классно и интересно, кроме фетровой папиной зеленой шляпы, которая использовалась мною в качестве реквизита и была потеряна в результате резкого прекращения дальнейших репетиций.
Осталось ощущение незаконченности той работы и желание на тот момент пробовать дальше делать спектакли в стиле комнатного театра. Мы эту тему долго обсуждали с Лешей и Вадиком, а я даже написал сценарий под названием " Заблудившийся океан", который где-то лежит-пылится.

[Николаич]

Валерий Белов

ВОСПОМИНАНИЯ О ШТО И НЕ ТОЛЬКО
Об Америке

Если рассказывать о ШТО, то мы в нашем студенческом театре делали не только большие спектакли, делали и малые формы. Первой такой самостоятельной работой была постановка об Америке. Эту халтурку нам подкинула кафедра английского языка - им надо было провести в Москворечье свой вечер английского языка. Ну, вот и решили сделать постановку о США. Викулов принес нам журналы с рассказами Василия Аксенова, о том как он ездил преподавать в американский университет. Говорит: «Берите за основу» и отвалил в сторону, предоставив нам выдумывать самостоятельно. Так что это были наши первые пробы как актеров, сценаристов и режиссеров. Конечно, он иногда поглядывал за нами и делал существенные замечания, например, что на сцене смотрится все по-другому, не как в жизни, что все движения нужно моделировать.
Сейчас немного сложно нас понять. Мы сейчас про Америку знаем вдоль и поперёк, а тогда они были нашими главными врагами и по этой причине нам мало что было известно про их реальную жизнь через толстый слой пропаганды. Мы пошли дальше Аксенова, стали читать "Одноэтажную Америку" Ильфа и Петрова, нашли книгу Пескова, Стрельникова " По следам одноэтажной Америки "(точно не помню), взяли высказывания Джона Леннона, и что-то о движении хиппи. Дети Цветов. Да, мы сами тоже дети цветов. Рок, рок'н ролл… Для фонограмм записали ранние диски Пинк флоид, и получилась постановка , пропитанная очень добрым, очень заинтересованным отношением к ним, к нашим врагам, простое и непредвзятое. А в местах, где мы говорили о хиппи и рок музыке, то зал немного вставал, очень аплодировал и очень одобрительно возбуждался.
Короче, постановку показали и в целом даже неплохо. Хотя по нынешнему восприятию, наверняка, фигня полная.

[Николаич]

Вспоминает Сергей Витальевич Попов.


Сергей Витальевич Попов

ШЕСТОЕ ТВОРЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ (ШТО) МИФИ (продолжение 7.3)
«Весёленькая история» и «Остановка»

Я уже писал, в разделе о мурманской агитбригаде, что ещё до её осуществления, весной 1973 года, мы - Александр Нестеров (Нестер), Сергей Житков и я, студенты 3-го курса факультета «Теоретической и экспериментальной физики», решили поставить первый в стране рок-мюзикл.
Мы к тому времени уже успели наслушаться музыки из нашумевших на весь мир рок-опер «Иисус Христос – суперзвезда» Вебера и Райта, «Томми» группы «The Who», а также мюзиклов «Волосы» и «О, Калькутта!», ассоциирующихся с антивоенным движением хиппи. Особенно нас интересовали музыкальные произведения в стиле рок, написанные в сотрудничестве с профессиональными поэтами. Ведь вначале у нас не было ничего, кроме нескольких понравившихся Нестеру и Житкову моих стихотворений – «Канатоходец и Мария», «Вероника», «Два дождя», «Лежал я на столе распластанный» и «Я к вам пришёл ребёнком златокудрым». Кроме того, моих сокурсников прельщало то, что я перевёл на русский несколько стихотворений упомянутого выше Тима Райта и другого профессионального поэта Питера Брауна, работавшего с наилюбимейшей нами группой «Cream». Каждое воскресенье я ездил в ДК «Рублёво» и мы пытались сочинить что-то грандиозное. К слову сказать, ничего антивоенного в моих стихах не было, а хипповое, наверное, было. Так бы и буксовали мы в весенних рублёвских грязях, если бы не тройка других мифистов – Михаил Тужиков, Анатолий Кривых и Сергей Голубенков. Смешно - в то время они не были знакомы друг с другом, но каждый из них сильно поспособствовал тому, чтобы, как сейчас говориться, проект завершился триумфом. Да, они не были знакомы друг с другом, но до каждого из них доходили слухи о рублёвском проекте и в силу своей сверхкоммуникабельности и богатого воображения каждый из них по-своему стократно усиливал слабые сигналы исходящие из Рублёва. Михаил Тужиков, игравший в ШТО характерные роли, знал и до сих пор знает всех и вся в институте. За день он успевал пообщаться с уймой народа и, как «кот в сапогах», сообщал собеседникам о надвигающемся на МИФИ могучем рок-урагане. Анатолий Кривых медленно, но верно, обрабатывал комсомольский актив, иногда напевая им собственносочинённые лирические песни на мои стихи. Совсем непредсказуемым образом помогал нам Сергей Голубенков, обещавший, при знакомстве с каждой красивой первокурсницей, «по блату» устроить её в кордебалет, готовящегося к постановке в институте первого в стране рок-мюзикла. Уверяю вас, что ни я, ни Нестеров, ни Житков не знали об их самодеятельности. Лишь сейчас, спустя сорок лет, проявляется значимость их активности, и я думаю, что без неё никакого спектакля не было бы.
Параллельно с нами Николай Викулов, отработав на Зощенко приёмы модульного театра, решил, что в МИФИ созрели все условия для постановки полномасштабного театрального действа. Довольно быстро он написал пьесу «Весёленькая история» на основе сатиры М. Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия» и приступил к репетициям. Удивительно, что такое творческое раздвоение ШТО ни капли не смутило коллектив и основные актёры – Александр Сидоренков, Александр Соколов и Владимир Макаров играли главные роли, как в «Весёленькой истории», так и в «Остановке». Конечно, Николай не знал, что в это же время Сергей Михалков на основе той же «Современной идиллии» написал свою пьесу, назвав её «Балалайкин и Ко», которую тут же взял в работу театр «Современник». Сейчас приятно сравнивать:
у них Рассказчик - Игорь Кваша, у нас Ведущий – Сергей Попов, у них Глумов - Валентин Гафт, у нас Глумов – Александр Соколов, у них Балалайкин - Олег Табаков, у нас Балалайкин – Владимир Макаров…
Вот, что написано в 2014году в анонсе к фильму-спектаклю «Современника» 1975-го года:
«Постановка Георгия Товстоногова «Балалайкин и К°» был программным спектаклем театра, оправданием его гордого названия. Сергей Михалков составил пьесу из отрывков «Современной идиллии» Салтыкова-Щедрина — сатирического романа, высмеивающего трусливую либеральную интеллигенцию XIX века. Постреформенные 1870-е и послеоттепельные 1970-е оказались удивительно похожи. Прежние высокие идеалы заброшены, в чести молчалинская покладистость и умение «годить», то есть не жить, а существовать, дожидаясь лучших времен. Показанный театром процесс превращения героев в «благонамеренных скотин» современники вполне обоснованно приняли на свой счет. Это была необыкновенная для тех времен смелость высказывания. Актуальность и публицистичность пьесы, режиссерское мастерство Георгия Товстоногова, талант молодых актеров — Валентина Гафта, Игоря Кваши, Олега Табакова, Андрея Мягкова, которые с азартом, как можно себе представить, «отрывались», изображая чудовищных гротескных персонажей Щедрина».
Наш спектакль поначалу стала терзать цензура – уж, слишком заметной была перекличка Щедрина с 1970-ми. Но, когда узнали, что в «Современнике» уже играют «Балалайкина», безотлагательно выпустили нас на сцену.
Пьесы Михалкова и Викулова отличались, в основном, главными героями. У Михалкова – это Балалайкин, а у Викулова – Глумов. Грубо говоря, Сергей Михалков акцентирует действие на фарсе, гротеске, сатире и юморе, а Викулов на размышлении. А для размышления нужен диалог. Для этого Николай вводит в свою пьесу ещё одного главного героя – Быстрицына (друга Глумова), которого нет, не только среди персонажей пьесы Михалкова, но и в «Современной идиллии». Николай взял фамилию Быстрицын из другого произведения Михаила Евграфовича, но в уста героя Викулов вложил исключительно текст от автора «Современной идиллии», поделив его между Ведущим (событийное повествование) и Быстрицыным (эмоциональное повествование). Таким образом, диалог Быстрицына и Глумова становиться «красной нитью» спектакля «Весёленькая история». Вот ещё на чём я хотел бы остановиться – на методах осовременивания классики. В наши дни это делается совсем топорно – вводится новояз, всех актёров одевают в сегодняшние костюмы или вообще выпускают на сцену голыми…Вспоминаются слова Михаила Булгакова из повести «Роковые яйца»: "...Театр покойного Всеволода Мейерхольда, погибшего, как известно, в 1927 году при постановке пушкинского "Бориса Годунова", когда обрушились трапеции с голыми боярами..." Вот эти «трапеции с голыми боярами» заполнили сегодня почти все эфиры, кабели, киноэкраны и театральные подмостки.
Наш театр в конце 70-х провёл обратный эксперимент - в спектакле по материалам 16-ой полосы «Литературной газеты» мы нарядились в костюмы 18-го века. За это нас сильно потом бранила малотиражка «Инженер-физик», обвиняя в декадансе. А зрители укатывались от смеха. Представляете, в кабинет начальника входит рабочий Иванов, «награждённый доской почёта», весь в буклях, подвязках, в каких-то деревянных башмаках (граф Меньшиков, да и только) и говорит: « Иван Иванович, а Шурка-то из пятого цеха… и т.д.). Так что осовременивать можно по-разному.
«Современную идиллию» мы осовременили ни матом и костюмами, а современными нам интонациями, жестами, танцами и музыкальным сопровождением. Этого оказалось вполне достаточно.
Возвращаясь к неслучайно случайному совпадению по времени двух постановок «Современной идиллии» Салтыкова-Щедрина, можно только согласиться с автором, упомянутого выше анонса – тема «годливости» в 1970-е годы назрела и перезрела. Ни «Современник», ни мы не испытывали недостатка в зрителях, и к ним и к нам на спектакль было очень трудно было попасть.
Наверное, таким же, а, может быть, даже более насущным ответом на требования молодых зрителей был рок-мюзикл «Остановка».
Полгода, наверное, мы собирались по выходным в рублёвском ДК, приглашая в гости, то барабанщика из театра Юденича, то одиозного Алика Мочалова с двустволкой (двугрифовая гитара), то какую-нибудь танцевальную группу. И постепенно, даже слишком медленно до меня стало доходить, что музыку для спектакля никто и никогда не напишет. Выпив лишнего, однажды, я вдруг зловеще захрипел: «Да, что вы мне башку-то морочите. Никто из вас не может и не собирается писать музыку!» « Да, не скрипи ты», - тихо сказал Нестер: «Тебе, наверное, с Кальяном надо познакомиться». «С каким ещё кальяном!!!», - подумав о кальянной, завыл я. «Он со своим басистом «Crossroads» Cream один к одному лабают», - пояснил Житков. « Да, вы тут все что угодно слабать можете, накушался я уже виртуозов до отрыжки! Он музыку, свою музыку написать может?!» «Должен», - ответил Нестеров.
Через неделю – полторы ко мне, скучающему в «Down»е (нижняя раздевалка под главным входом в МИФИ), подошёл высокий патлатый красивый парень кавказского вида. «Ты, штоль, рок-оперу ставишь?». «Ну, я». «Тексты давай». Я полез в сумку. «Виктор», - протянул руку парень. «Сергей», - ответил я вялым рукопожатием. «Завтра подходи в это время», - скомандовал Виктор, запихивая тексты во внутренний карман пиджака. «Хорошо», - покорно сказал я.
На следующий день Виктор был в приподнятом настроении. «Пойдём в зал», - опять командным голосом сказал он. Сел за стоящий в углу сцены рояль и начал играть. Тема «Детство»,- пояснил он: «Очень к «златокудрому ребёнку» подходит». И понеслось…Каким-то образом нам выделили в вечное пользование небольшую гримерную над сценой, мгновенно заполненную аппаратурой. Кальяновский басист, соперник Джека Брюса, так ни разу на репетицию и не пришёл, зато Голубенков, осуществляющий ежедневный глубокий кастинг первокурсниц (и не только) в кордебалет оперы, привёл своего друга Андрея Пехтерева, играющего на басу, который сцементировал железной дисциплиной наш, пока еще небольшой коллектив. Всё чаще наблюдал я вопросительные взоры длинноногих красавиц, постоянно сидящих в зрительном зале и прислушивающихся к далёким чарующим звукам, доносящимся из гримёрной, и попросил Виктора срочно написать что-нибудь танцевальное. Так родилась тема «Поезд». Начали репетировать танцы… Оказалось, что красавицы, особенно в большом количестве, могут изобразить разве что дискотеку в кафе «Лира», а отнюдь не Фридрихштадтпалас. Хорошо, что среди них оказалась сообразительная Лена Лобанова, которая привела к нам свою подругу, профессиональную балерину Светлану Ульдину, и это был ещё один важный шаг к победе. Вообще нам удивительно везло. И 1-го декабря 1975 года, в актовом зале МИФИ, состоялась премьера поэтического мюзикла «Остановка». Главного героя – Канатоходца, сыграл красавец, комсомольский лидер факультета «Т» Андрей Сартори (позже его сменил Владимир Макаров).
Александр Нестеров спел « Каватину дурака» - главный зонг спектакля, а Сергей Житков иногда подыгрывал Кальяну, Пехтереву и Константину Виноградову (барабаны) на соло-гитаре.

[Николаич]

Подключается Николай Викулов.


Николай Викулов, Валерий Белов

ЮБИЛЕЙ ШТО
Вместо эпилога

БЕЛОВ. Шли последние прогоны "Мелюзги". Спектакль был уже почти готов. Осень. Ты объявляешь о том, что в это время десять лет назад был создан ШТОФ. Ура! Кто был против - хороший повод? Никто! Собрались старички, нас тоже взяли и для начала сходили в ресторан, потом с помпой устроили в Москворечье большой классный концерт. А может и наоборот.

ВИКУЛОВ. Ресторан, конечно, был после (на следующий день или позже). Чеховский спектакль ("Мелюзга") в конце сентября был готов процентов на 50-60 - юбилей отмечали в конце сентября, а премьера "Мелюзги" была 14 декабря. Спрашивается, что мы делали столько времени?

БЕЛОВ. Зал был битком, на сцене фотографировались три поколения ШТО, и каждое поколение демонстрировало что-нибудь своё. Мы показали кое-что из агитбригады, «кусочки «Мелюзги», наша группа" Если " сыграла небольшой фрагмент композиции "Дождь". Перед выступлением я страшно нервничал и, выйдя на сцену, спрятался за Лешин рояль и отыграл свою партию, стоя в тени. Но нам хлопали, и мы вроде не особо облажались. А закончился концерт тем, что всем залом спели Булата Окуджаву "Возьмемся за руки друзья", зал пел, орал и все взялись за руки.

ВИКУЛОВ. Окуджаву пели в самом начале. Вечер начался с переклички по годам (типа «в 19хх» году в ШТОФ пришли те-то и те-то", кто был, выходили на сцену, в конце переклички народ на сцене стоял в два ряда, вот тогда экспромтом и запели вместе с залом "Возьмемся за руки", лучше ничего не придумали, вечер готовили в спешке). А дальше все было традиционно для таких мероприятий: отрывки из прошлых постановок, приветствия гостей, кусочки из предстоящего («Мелюзга» и «Двенадцать»).

БЕЛОВ. Да, были на концерте гости: пел хор МИФИ в лице Гарика, Кисы Маленького и их сотоварищей, Света Ульдина танцевала со своей балетной студией, поздравлял нас клуб Рокуэлла Кента в лице Бороды, Варежки, Ары и будущего рекордсмена мира по длительности пребывания в космосе Сереги Авдеева и еще группы раздолбаев. Что они творили, точно не помню, вынесли на сцену несколько кирпичей и показательно их плюхали об пол, а потом взяли их и как пульнут в зал. Во! Началась паника, девочки визжали, а они кинули, как оказалось, незаметно подменённые пластмассовые кирпичи. Ну, а когда поняли, как их развели, зал начал дико ржать над собой. Но звездами юбилейного концерта был Шура Сидоренков и Танька Попова. Они отмочили обыкновенную студенческую сценку, но я никогда более не испытывал такого бешенного безудержного смеха. Они её сыграли на украино-малороссийском наречии. Безудержно смешно.

ВИКУЛОВ. А вот за напоминание о "малороссийским фокусе" - спасибо. Я уже забыл. Кажется, это была "Оптическая сила", сценка впервые сыгранная еще в 1968 году. Да, это сделали Шура, Танька и... кто был третий?

БЕЛОВ. Конечно, событием на этом концерте был показ новой работы Попова-Кальяна «Двенадцать», в новом оперно-гнесинском исполнении и тоже небольшого фрагмента. И тоже очень интересно.

ВИКУЛОВ. Да, вот ещё. Все время звучит - 1-я агитбригада и 1971год. Для ШТОФа это была уже третья(!) поездка. 1968 год - Улан-Удэ+Чита+Благовещенск; 1969 год - Братск+Усть-Илимск. А поездка в Красноярск+Канск в 1971 году была первой, где сошлись два поколения: стариканы типа Бычкова и Ковалева и новички типа Сокола, Шуры и Новинского. Осенью того же года выдали только "новым" составом обозрение "От всякого по душе", где часть миниатюр была придумана еще в Канске. Успех у этого представления был такой, что Шурик вспоминал об этом еще лет пять ("это разве аншлаг, вот тогда был аншлаг"). И действительно, люди сидели в проходах ДК "Москворечье".

[Николаич]

Вспоминает Валерий Белов.


Валерий Белов
ВОСПОМИНАНИЯ О ШТО И НЕ ТОЛЬКО
Олимпиада-80

Олимпиаду в Москве ждала вся страна. Мы были в своих светлых представлениях о себе, мы хотели, чтобы о нас узнали в мире какие мы замечательные, как у нас хорошо жить. Да, мы другого не знали и были уверены в этом. Нам нравилось, как мы живем. Хотелось всему миру показать образцовую столицу Страны социализма такую красивую, такую дружелюбную. Москва ведь реально красивый просторный город. И мы понимали, что это мы умеем делать. Если надо, то мы на витрину положим самое лучшее. Говорили, что в магазины привезут много импорта, в том числе одежды, обуви, техники, а поскольку из города будут удалены все мешочники, колбасные электрички, и вообще часть неблагополучного и криминального населения, то в наших головах роились чудные коммунистические перспективы об изобилии.
Наша квартира была на Балаклавском проспекте, раньше он был почти сельской дорогой. Но в Битцевском лесу к Олимпиаде построили конно-спортивный комплекс и до неё проложили широченную дорогу. Рядом уже стояло элитное несостоявшееся Царское Село под названием Северное Чертаново, и прямо перед Олимпиадой там начали строить высотки. Строили так быстро, что у меня было впечатление, что хотят, чтобы все к Олимпиаде выглядело гармонично.
В восьмидесятом я закончил институт и в середине апреля приступил к работе во ВНИИРТе. У нас росла дочка, на момент Олимпиады ей исполнится годик. Так что мои заботы были связаны именно с этими фактами. Утром я шел на работу, с работы бежал домой, чтобы помочь жене. Тогда еще не было памперсов и, придя с работы, я с удовольствием работал стиральной машиной в ванной. По вечерам мы гуляли в лесу или около конноспортивного, наблюдая за подготовкой объекта. Однажды там началась генеральная репетиция, и мы ходили с коляской по тротуару вдоль трибун, и не могли понять, почему трибуны заняты в шашечном порядке зрителями. Но когда из глубины трибуны вышла по команде группа спецназа, затянутая в бронежилеты, каски и оружие, настоящее, реальное (тогда это было точно в диковинку), то мы с женой недоумённо поняли, что трибуны на четверть были заполнены агентами безопасности.
Началась Олимпиада. До этого мне нужно было съездить к родителям, отцу делали серьезную операцию. Возвращаясь в Москву, я сам видел как работает блокада столицы. Во-первых, в эти дни билеты в Москву продавали по московской прописке. Во-вторых, на подъезде к Москве, точнее на дальних рубежах по вагону пошла милиция, выметая из вагонов неутвержденный контингент. Пройдя проверку, я, как настоящий советский гражданин, чувствовал свою значимость.
Утром на работу я до метро ходил пешком и каждый раз встречал группу молодых парней, волонтеров, работающих в обслуге конного стадиона. Они шли веселые, дружные, в ярких модных спортивных костюмах. Мне запомнились эти утренние часы солнечными и очень праздничными.
Москва наконец-то стала удивительным городом, легким, красивым. Без очередей. Обещанного ширпотреба не выбросили, но в магазинах было все и свободно. В памяти эти дни остались очень солнечными и светлыми.
Билетов на олимпиаду было немного, но на работе их понемногу распределяли. Мне достались билеты на легкую атлетику, на квалификацию в прыжках в высоту, мой любимый вид спорта. В лидерах тогда был поляк Яцек Вшола, очень интересный и обнадеживающий рекордсмен. Кроме этого, на стадионе в этот день ничего особо интересного не происходило, но нам была скорее важна сама атмосфера, и это было здорово. Даже просто потому, что не всем такая честь выпала.
Наверно, чувствуете мою иронию. Есть немного.
В какой-то день меня мобилизовали в добровольную дружину, и я ходил с Лешей Седовым вокруг нашего института, охраняя его от империалистических врагов. Проходя каждый раз мимо центрального входа ( у них работал телевизор), я следил за результатами Тер-Аванесяна, нашего легендарного прыгуна тройным. Он до этого выиграл две или три Олимпиады и, будучи в закате своей мощи, делал последнюю попытку покорить Олимпиаду. Я очень болел за него и он даже поначалу какое-то время шел впереди, но все же сдал и стал бронзовым призером. Я сожалел, но все равно было приятно за нашего бойца.
Потом Олимпиада трогательно закончилась со слезами и улетающим в небеса мишкой, в неизменный утренний час я последний раз встретил волонтеров, все также веселых, но в солдатской форме. Вернулись будни, вернулись мешочники и очереди. Страна покатила дальше - и приобретя и не приобретя мировой любви. Перед началом открытия на тренировке наша лидер гимнастической команды Мухина не докрутила сальто и воткнулась в ковер, сломав себе позвонки, навсегда оставшись в инвалидном кресле и забытая всеми. Такая жизнь. Похоронили Высоцкого. Когда стояли с ребятами из нашего театра в очереди прощаться, слышали разговор, что выгнали из страны Васю Аксенова, и почему то Тарковский уехал.
Но все равно от Олимпиады осталось какое-то особое восторженное воспоминание. В те времена я по утрам перед работой бегал пятерочку по Битцевскому лесу и в день перед окончательным видом у пятиборцев, я побежал по приготовленной для них трассе. Было прикольно видеть, как при моем приближении из кустов выходили милиционеры и передавали мой маршрут следующему. Утренний Битцевский лес, олимпийская трасса для кросса, охрана из милиционеров - здорово! Чувствуешь себя олимпийцем. Это осталось в памяти.
Кроме памяти остался конноспортивный комплекс, который украсил нашу семейную жизнь всеми своими возможностями, бассейном, осталась олимпийская деревня, в которую переехали мои тесть и теща, подарив нам, молодой семье, трехкомнатную квартиру. Осталось куча спортивных и культурных объектов, которые себя окупили несколько раз. Впрочем, о строительстве олимпийских объектов лучше знает моя жена Оля - это была тема её дипломной работы.

[Николаич]

Я полагаю, что тут автор ошибается. Речь идёт о легендарном прыгуне тройным - Викторе Санееве. Он взял на Олимпиаде-80 серебро.

[Николаич]

Валерий Белов
ВОСПОМИНАНИЯ О ШТО И НЕ ТОЛЬКО
Прощание с Высоцким

Вечером позвонила Танька Попова. Умер Высоцкий - сказала. Нет, не могу поверить. Я не так давно видел его у театра. Я стоял внутри театра за закрытыми входными дверями и смотрел через входные двери на улицу, где через дорогу выход из метро. Кто-то должен ко мне был подъехать на метро .В этот момент к театральному входу подъехал Владимир Семенович и припарковал свой мерседес , и стоял - разговаривал с кем-то из своих, прямо передо мной за стеклом. .. Невысокий, обыкновенный, но легенда .Я посматривал то на него, то на людей, которые узнавали своего кумира , останавливались и перемигивались друг с другом: мол , видите -это Высоцкий!!! Володя все это видел, но никак не реагировал. Настоящий народный кумир...
Новость ошеломила, ни по радио, ни по телевидению никаких сообщений, никаких некрологов. Танька сказала, что он классный мужик, и мы бы с ним могли бы быть друзьями. Думаю, что она сформулировала самый правильный некролог. И это при том, что при всем уважении к Владимиру Семеновичу, отношение к нему у меня не было фанатичным, поскольку доходили до слуха разные истории , где за ним было много косяков.
Я позвонил своему шефу домой ( было еще не поздно) и попросил отгул на завтра. Иду на похороны друга - так сказал. Аргумент железный и я, соврав, сильно не соврал. Утром встречались на Таганке , несколько штофовцев. Точно помню, что был Кир, Танька Попова. Потом подошли к театру на Таганке, ко входу тянулась очередь. Пошли вдоль очереди, чтобы найти конец её и встать. Мы думали, что мало кто знает о том, что сегодня похороны. Но мы ошиблись. Очередь уже была длинной. Очень длинной. Мы обогнули церковь и, петляя, спустились к набережной. Там нашли конец очереди, и стало очевидно, что людей пришло проститься просто вся Москва. Мы стояли долго, но очередь не двигалась. Мы поняли, что такое стояние не приведет к результату и пошли ближе к театру. Подошли к церкви. По пути встретили кое-кого из актеров Таганки достаточно выпившими . Где-то тут была ограда с каменными столбами, а за оградой стояло оцепление милиции, в которую упиралась голова очереди. Мы стали придумывать обходной маневр и тут при нас менты начинают в мегафоны объявлять, что прощание, не начинаясь, заканчивается и ... И тут началось! Первые ряды стали давить на кордон, в сторону полетели ограждения. Народ начал давить, менты бросились со всех сторон удержать бастион. Кажется, началась потасовка. Я был с кинокамерой и полез на столб этой ограды и, стоя во весь рост, начал снимать. Но тут чувствую, какой-то хер дергает меня за ногу, и я прекращаю съемку, пытаясь как-то устоять. Но тот, кто держит меня за ногу, упрям и в штатском. Он заставляет меня слезть и тащит вежливо за кордон, дерущихся ментов. Ведет меня мимо входа театра, где портрет Высоцкого засыпан горой венков и цветов, где лежит его гитара. Выходим направо в сторону площади, там типа будки или палатки. Заводят в неё меня и еще одного журналиста. Журналист оказался не простой птицей, немного ругался, демонстрируя корочки газеты Правда, что- то пытался доказать. Нас заставляют засветить пленки, мы брыкаемся. У меня на первой стороне отснята цветная дочка Машенька, но кагэбэшники наседают и мы подчиняемся. Жаль, жаль, жаль...если бы пленка была бы мной проявлена, представляете?
P.s. А моя четырнадцатилетняя сестра в этот день приехала в Москву к нам в гости ( понять не могу, как она преодолела блокаду, ведь в Москве началась Олимпиада-80 и город был закрыт), добралась до выхода из метро Таганское, то самое, которое перед входом в театр и просто стояла с бидончиком земляники, которую моя мама собрала для нас в Мордовском заповеднике. То ли она прислонилась к кому, но к ней подошел милиционер и пропустил её внутрь театра, где она тоже постояла у гроба с бидончиком ягод.
Поэтому вечером, слушая ее рассказ о том, что происходило внутри театра, я представлял картину в целом.
Такая печальная история. Началась Олимпиада и начальство как всегда перебздело и вместо достойного народного прощания со своим любимейшим поэтом, опять сотворили полный и очередной позор.

[Николаич]

ШТОФОФЦЫ ШУТЯТ

Валерий Белов
Лица героев

Самым значимым актером в ШТО был Антон Березин , почему то девушки были очень к нему не равнодушны и, когда было известно, что в спектакле будет выступать Антон, то билетов достать было уже не возможно. Антон - знаковый актер и все спектакли держались на нем. Однажды на премьеру "Мелюзги" Антон пришел с температурой под сорок и, кажется, что мы были, почти вся труппа в тридцать человек , были на волоске от провала. Но Антон, как настоящий мужчина, не сдался, а вышел на сцену и отыграл ее почти до конца. Почти в конце есть сцена, где Антон играет пьяницу, который простившись с собутыльниками возвращается домой, звонит в дверь и, не доходя до порога, падает. Так вот к концу спектакля от высокой температуры у Антона совсем темнеет в глазах, и он до воображаемой сцены идет просто на зубах, но не выдерживает усталости и падает навзничь со всей силы об пол сцены. Сцену давно не подметали, и от удара поднимается громадное облако пыли, в котором Антон улегся, не шевелясь. Девки визжат, как сейчас говорят - кидают в Антона трусиками. А Антону точно не до трусиков. Он лежит в бессознательном состоянии и думает, как бы поскорее умереть. Викулов понял, что Антон умирает, но публика беснуется от восторга от антошкиной игры, и будет расстроена, если спектакль будет остановлен. И тогда находится быстрое решение. Двое собутыльников Кир и Леша Мухин спешат как бы по сценарию к другу, чтобы спасти его от разбушевавшейся жены (играет Люда Рубцова) и волокут его по сцене, поднимая целую тучу пыли под бешеные крики зрителей. А Людка, понимая спасительную задумку Викулова, стала тоже подыгрывать, как бы по сценарию, и бежать за собутыльниками еще более усиливая и взбивая юбкой пыль, пытаясь изобразить удары ногой по лицу пьяному мужу. Публика рыдала, аншлаг был полный, зал орал браво и неистово аплодировал. Можно было на этой точке и кончать без финального танца, тем более, как выяснилось, что Антон не мог пошевелить ногами. Людка в пылу возникшей импровизации промахнулась и попала в зад Антону, сломав копчик.
По воспоминаниям Сергея Попова за два дня до этого они с Антоном встретились в Дубах ( это такое кафе около МИФИ , где обедают и ужинают студенты) . Попов говорит, что в этот день он получил получку и ,увидев Антона с биточками за столом, подсел к нему с первой бутылкой портвейна. В этот день в буфете продавали прекрасный портвейн, и они не единожды подходили к стойке бара. Попов говорит, что не помнит, как выходили из Дубов и, почему вместо того, чтобы ползти к остановке на Каширку, поползли с Антоном по параллельной дороге к пятому корпусу общаги. Шел снег, легкая поземка тут же заметала их следы. Когда Попов выбился из сил, Антон из своих последних сил стал волочить друга по снегу, приговаривая, что я тебя не брошу...Попов, похоже чуя последний свой час и не вполне доверяя другу, отцепился от спасителя, и стал брать левее к корпусу и проходной, где его нашли почитатели поэтической рок-оперы "Остановка". А Антон не почувствовал потери бойца и продолжал ползти вправо вниз к мосту в заснеженное поле. Там он и проспал всю ночь, а к вечеру перед премьерой он почувствовал, что простыл, и у него началась подниматься температура. И пришлось проявлять настоящие акты мужественности.
Вообще Сергей Попов очень по-доброму вспоминает Антона. Говорит, что Антон настоящий очень крупный и талантливейший актер, во время спектакля как никто иной входящий в образ. Вспоминает, как во время генерального прогона перед комиссией спектакля «Двенадцать» по Блоку Антону вместо репетиционного ножа выдали настоящий железный нож, чего там нож - остро отточенную бритву. Антон в буйстве блоковского стиха стал размахивать бритвой, да, как полоснет по боковому заднику - кусок ткани в ту же секунду отсеченный упал оземь. Как акула от запаха крови, Антон возбудился и, почуяв настоящую бурю революции и разгула, под крики массовки" нынче будут грабежи", решил усилить впечатление перед комиссией и в ту же секунду оказался на коленях у зам. кафедры научного коммунизма, держа её одной рукой за грудь, другой поглаживая бритвой по её соннику и приговаривая: " Помнишь, Катя, офицера! Не ушел он от ножа!"… очень талантливо! Мы даже на репетиции не представляли, что так можно по настоящему вдохнуть в стихотворную поэмку сразу столько прозы жизни. Сразу весь спектакль заиграл, зажил реальной жизнью тех питерских беспокойных дней, которые потрясли мир. Шура Сидоренков (а он очень талантливый и очень чуткий актер) тут же решил усилить сцену и, надевая на пальцы кастет, стал медленно приближаться к председателю комиссии. К счастью у меня была следующая реплика (я играл Бродягу), и, обращаясь к Антону, чтобы его импровизация закончилась без крови и без толкания потом в очередях следственного комитета, сказал тоже простым и не поэтически напыщенным словом: "Что впереди?"
Ну, дальше вы знаете. Я писал об этом раньше. Наш спектакль понравился только одному театральному режиссеру, который сидел в углу, в стороне от комиссии.

[Николаич]

ШТОФОФЦЫ ШУТЯТ

Михаил Тужиков
(тот самый - см. "Весёленькая история и Остановка")
Ещё Загорск не переехал в Сергиев посад

Хочу напомнить вам славное когда-то слово «преферанс»!
Да! Было, помню, такое слово! Очень даже было популярное. В МИФИ в том числе. Причем, повсеместность его применения доводило пользователей даже до т.н. «выездного применения»! Т.е., бывало, что прямо на ваших глазах формировалась «сборная команда» и с небольшим количеством «болельщиков» отправлялась куда-то в Физтех, МГУ, Бауманку и т.д.
И вот однажды двое мифистов оказались по такому интересному делу в Загорской семинарии (которая теперь переехала в город Сергиев Посад, а тогда она находилась именно в Загорске). Закончился процесс поздно. Сборную МИФИ разместили в ихней «общаге», пообещав благодать за использование по назначению коек двоих семинаристов, отбывших в самоволочку.
И вдруг рано-рано утром будят их, заставляют натягивать рясы какие-то с криками «скорей-скорей! САМ идет проверять личный состав!» и после недолгой «линейки» ведут в аудиторию, дескать, ОН через минут10-15 уйдет, и вы спокойно пойдете на электричку. И вот перед своим уходом этот самый САМ обращается к одному из наших: «Скажи мне, что есть Крестная сила?» - и, не смутившись (да любой мифист с такого похмела ответил бы так же!), «семинарист» отвечает: «Крестная сила есть крестная масса, умноженная на крестное ускорение!»
Скандал! Проклятья! Анафемы! Епитимьи!.. И это еще не все… Примерно через месяц-полтора обоих вытаскивают с занятий и волокут на расширенное заседание парткома. Где обсуждают жалобу загорскосеминарского ректора в московский горком тогдашней партии (понятно, надеюсь, как надо реагировать?). На них даже покричали сначала. Потом наш ректор Виктор Григорьевич Кириллов-Угрюмов предложил сначала выслушать провинившихся, а потом уже придумывать им какие-нибудь репрессии.
Прозвучало – см. выше. При этом некоторые члены парткома, ректората и деканатов не могут сдержать, мягко выражаясь, каких-то подозрительных пофыркиваний! Выслушав оправдания оправдывающихся, В.Г. встал и сказал: «Ну что ж, физический смысл проблемы был раскрыт правильно. Но скажите-ка нам главное – кто же выиграл-то?» - «Мы, конечно! 340 вистов!» - продолжали оправдываться оправдывающиеся.
- Предлагаю объявить благодарность в приказе. И написать в горком, что меры приняты, – предложил В.Г.
Других предложений не поступило.

[Николаич]

Вспоминает Михаил Викторович Кириллов-Угрюмов.


Прочитав тёплые слова Миши Тужикова о ВГ, Михаил Викторович Кириллов-Угрюмов попросил меня опубликовать отрывок из его книги"кулинарных воспоминаний" "Красный суп", увидевшей свет летом этого года в из-ве "Парето-Принт", посвящённый его отцу, нашему незабвенному ректору Виктору Григорьевичу Кириллову-Угюмову. Что я и делаю:
Михаил Кириллов-Угрюмов
Малошуйка. Беломорская навага

Несколько лет тому назад мы с Наташей собрались на Рождество Христово в Вену. На праздничном богослужении и Литургии были в Никольском соборе. Деисус и Праздничный чин иконостаса написал для собора архимандрит отец Зинон. По четыре иконы нераздельно на одной доске. Дивной красоты и молитвенной собранности!
Утром следующего дня за нами приехал Борис Алексеевич Кувшинников, старинный друг моего отца, живший после долгого служения в МАГАТЭ в Вене. Я не видел БА много лет. Два метра аристократической стати, доброты и европейской вежливости. Повез Борис Алексеевич нас в ресторанчик на берегу Дуная, где он в последний раз встречался с моим отцом. Мы немного погуляли по берегу пустынной и очень хмурой реки. Поднялись на второй этаж ресторанчика, где когда-то сидели наши старики, и выпили по рюмке сливового шнапса. В зимнем, продуваемом всеми дунайскими ветрами, двухэтажном ресторанчике не было ни одной живой души, кроме нас, официантов, да несчастных карпов в садке.
Мы помянули отца, выпив по еще одной рюмке согревающего сливового чуда! Чтобы официант зря не бегал, я попросил оставить нам бутылку шнапса на столе, и мы поминали государствообразующего несгибаемого отца моего Виктора Григорьевича Кириллова-Угрюмова снова и снова…
Лет сорок пять тому назад начальник убитого теперь леспромхоза в Архангельской области на Белом море пригласил моего отца на рыбалку. Рыбалка для папы была не просто увлечением, это был сакральный мир, куда он уединялся от государственных забот, допуская в свой таинственный затвор только меня и самых близких своих друзей. Все решилось быстро, и вот несколько дней спустя, поздним февральским вечером мы сидели в вагоне-ресторане поезда Москва – Архангельск и мчались к неизвестному для нас тогда замерзшему морю. Мне было лет пятнадцать, но на рыбалках и в путешествиях мне, как взрослому, полагались свои наркомовские. Официант принес графин с водкой и стеклянные рюмки с золотым «марусиным пояском». А пока мы закусывали шпротами водку, на столе появились удивительные металлические тарелки с ушками, в которых дымилось какое-то густое ароматное варево. Это были тушеные говяжьи почки с солеными огурцами. В те годы они подавались во всех ресторанах поездов дальнего следования и стали для меня приметой и вкусом странствий, почти как запахи угля и креозота на железнодорожных станциях.
Дорога – дело особенное! Однажды мы с Всеволодом Петровичем Смирновым отправились во Псков на поезде Москва – Рига. Дело было к вечеру, и мы пошли в вагон-ресторан. Пока изучали меню, эсэсовской наружности официант, перепутав заказ, принес нам бифштекс с яйцом и с некоторым латышским высокомерием сказал: «Вам пистекст». Герой войны нахмурился: «Это вам пистекст, а нам давай две порции почек с огурцами!».
Отец и я ничего о том, как «норить наважку», не знали и везли с собой весь арсенал привычных нам зимних и морских снастей – от мормышек до черноморских самодуров. Местные рыбаки, великодушно посмеиваясь, отложили в сторонку всю эту бижутерию и выдали нам невиданные доселе удочки. Это были короткие можжевеловые палки с намотанной на проволочные мотовильца толстой леской, на конце которой за вершинку была привязана тяжелая свинцовая буква «А». С ножек буквы «А» свешивались два очень коротких поводка с крючками без бородок. И папе, и мне повесили на шею по большому ожерелью из сушеных морских червей – нереисов, и мы сразу стали похожи на индейцев, причем, как и все аборигены, довольно нетрезвых. На лед мы вышли перед самым началом прилива. Далеко на горизонте за границами торосов темнело открытое море. Я отошел довольно далеко от берега и просверлил несколько лунок. Коловорот мой засел в илистой няше, никакой воды подо льдом не было! Букву «А» свою я украсил, как научили, вялеными нереисами, положил на ил и стал ждать. Через некоторое время подо льдом стала стремительно прибывать мутная вода, в которой стеной шла навага. Мы ловили ее сразу на два крючка и бежали за приливом к берегу. Навага была довольно мелкой, необыкновенно красивого жемчужного цвета с яркими, неровной формы, желтыми пятнами. Скоро мы наловили ее по полному рундуку и засобирались домой в деревянный станционный барак, где жили вместе с путейцами.
Часть наважки я выпотрошил и зажарил в нашем балке до хруста на огромной чугунной сковороде. Нам всем казалось, что никто из нас не ел ничего вкуснее. Оставшуюся часть рыбы мы заморозили и привезли в Москву. Мама нажарила ее золотистую гору и выложила на большое белое рыбное блюдо. Пришли друзья, мы с папой стали взахлеб рассказывать про таежную и морскую рыбалку, про зимних тетеревов и дрезины лесорубов, на которых прямо на ходу варилась заячья шурпа, но быстро поняли, что нас никто и не думал слушать. Все сосредоточенно ели навагу!

[Николаич]

Вспоминает Михаил Тужиков.

ШТОФОВЦЫ ПРОДОЛЖАЮТ ШУТИТЬ
Михаил Тужиков
Стереосвадьба
Дело было под 1 мая 1973, - сразу две штофовские свадьбы – Тишкина-Викулов и Кузнецова-Колдобский. Главный сюрприз для новобрачных - на прокат в Мостеатркостюме взяли фраки, кринолины и (спецзаказ для Юрки Ракицкого) натуральный гусарский костюм!
Оттяжка планировалась на совместном торжестве - у Лены (теперь уже) Колдобской, точнее – у её родителей дома в центре Москвы. Днем. Часа, наверно, в три. Почти все (я, например, пытался помогать миниоргкомитету с сервировкой, расстановкой табуреток и т.п. в кузнецовской квартире) собрались у подружки в соседнем подъезде и переодевались, и переодевались, и переодевались… В кузнецовской квартире уже все готово, начинает остывать, а гостей нет и нет! Сто раз хозяйка звонила – ну, скоро вы? И вот оттуда гости сами позвонили, говорят – выходите на балкон! А изголодавшиеся молодые хором заявляют: «Никуда не пойдем!» Но всё же вышли на балкон и обомлели слегка – через двор к нашему подъезду шла ПРОЦЕССИЯ!
Прямо из XIX века по двору шествуют леди и джентльмены, снимают в знак приветствия цилиндры и оказывают окружающим знаки внимания, а окружающие прямо-таки офигивают!
Наконец-то все собрались за столом, усадили на почетные места сразу четверых молодых супругов, и началась стереосвадьба. Все было, скажем, достаточно традиционно, т.е., выпивали, закусывали, песни пели, особо вспомню «куплеты Л.Голубкиной из Гусарской баллады» («Давным-давно»), которые прекрасно исполнила та молодая, что только что была Кузнецовой. Главное, достаточно часто кричали хором «Горько!» И сразу четверо вставали и крепко и долго целовались…
Ближе к вечеру пошли прогуляться. К Александру Сергеевичу пошли. Вышли в Дегтярный, кажется, переулок и пошли в сторону Пушкинской (тогда) улицы. Викулов сказал, что не надо травмировать советскую милицию таким маскарадом на улице Горького перед всенародным советским праздником, задками доберемся. По дороге к Пушкинской Сокол, Жмакин Минька (Михаил Герасёв) и Попов прикалывали бабулек, сидящих перед подъездами, типа: «Сударыни! Не будете ли любезны разъяснить, что это за такая безлошадная повозка проехала? Где же ямщик-то? Или ныне уже и без ямщиков обходятся, как и без камердинеров? Нам про камердинеров уже все объяснили, а вот про эти повозки ничего не говорили!» И бабулечки терпеливо пересказывали, что помнили из курса начальной школы про двигатели внутреннего сгорания. А пока они вспоминали, в окне на первом этаже скучал небритейший типчик в тельняшке. И вдруг он посмотрел чуть ниже бескрайних далей и увидел, наконец-то, нас у себя под самым носом. О! Воскликнул он и исчез из окошка. Через полсекунды выскочил из подъезда со стаканом водки в руке.
- «Ну, ребята! Ну, вы молодцы!» - и немедленно выпил! И скрылся в подъезде. По Пушкинской догуляли до одноименной площади. Подошли к Александру Сергеевичу и возложили цветочки. Народ на нас поглядывал диковато. А в это время Попов со Жмакиным разглядели на той стороне Горького в кафе («Лира»?) странные телодвижения – хипня глазеет на ту сторону улицы, не врубаясь, что же это такое? Тут они показывают хипам черчиллевские два пальца, и те – в восторге! Это ж наши!
Спели «А все-таки жаль!», пофоткались, и пошли обратно прямо по Горького, завершая прогулочный круг. Еще посидели за столом и стали собираться – Викуловы отправлялись в свадебное путешествие в Питер. Мы с Ракицким поехали на вокзал их провожать, так Юрка в метро в своем гусарском наряде прошел бесплатно! Тетка просто застыла, увидав такого мОлодца. Потом весь ШТОФ долго еще эти свадьбы вспоминал, всем так понравилось, что всё думали-думали, какое бы продолжение придумать? И придумали! Решили повторить шоу на Новый Год! На новый лад!
Но это уже совсем другая история…

[Николаич]

Вспоминает Валерий Белов.

ШТОФОФЦЫ ШУТЯТ
Валерий Белов
Альфа-бета-гаммагиперон

Антон Березин был не только самым талантливейшим актером, но и очень сильным сценаристом и режиссером. Так он сочинил целый набор пародий на разные виды искусства. Вот, например, Антон налепил балет из трех актов. Перед каждым актом выходил конферансье и занудным голосом рассказывал о том, как молодой физик-ядерщик под руководством своего профессора ищет какую-то особую импозантную частицу Альфа-бета-гаммагиперон. Потом выходили мы и в танце изображали творческий поиск, частицу изображала Маринка в виде балерины. Она была такая воздушная-воздушная и вся такая неуловимая и все так вскидывала руки как птица, а профессор её все ловил и лапал. Ну, потом по сюжету её ловили ( я играл роль детектора) , заряжали в пушку ( синхрофазотрон) и бабах! Время вперед! Это звучала музыка Свиридова, как в программе Время, подчеркивая, что советская наука под руководством коммунистической партии Советского Союза самая правильная наука.
И все было бы хорошо, но на концерт зашел профессор Петрухин с молодой и очень прелестнодлинноногой девицей. Может женой (ведь профессор сам был молодым, поскольку доктора ему дали при защите кандидатской - настолько талантливая была кандидатская диссертация), а может и не с женой. Короче, дернул черт Андрея Сартори ( а он сидел впереди своего профессора) сказать перед началом выступления, что этот балет про нас! И кто бы подумал-сказал и сказал! А девушка запала на слова Андрея, и стала внимательнее вглядываться в сюжет действия. Поэтом , когда профессор-танцор стал лапать руками частицу на сцене, девушка встала на свои очень стройные ноги и демонстративно вышла из зала, предварительно сказав что-то обидное Петрухину. Что это было? Никто не понял, но видно Антон своим талантливейшим произведением коснулся каких-то тайных и интимнейших сторон нашей жизни, тонких чувств любви и измены.
Прошло полгода. Настало время нам с Антоном сдавать ЭЯФ. Это экспериментальная ядерная физика. Петрухину! А Петрухин не только талантливейший ученый, но и самый дотошный преподаватель. Он поступал самым простым и талантливым способом: сажал к себе за стол шестерых студентов и первому кидал вопрос, и просто смотрел ему в глаза. В глазах было сразу видно, что человек пришел наудачу, но удача жила в другом месте и подача переходила в сидящего рядом. Петрухин только что-то меленько записывал в своем маленьком блокноте напротив фамилии неудачника. Методика профессора работала отлично: он находил в группе пару человек, кого физика хоть как-то интересовала, а остальных отправлял домой немного поучить. Но главное преимущество его методики заключалось в том, что пока ты присутствуешь при викторине "Вопрос-ответ", ты включаешься в игру и дискуссию, и заинтересовываешься тем, что, оказывается, реально есть какие-то там элементарные частицы с такими параметрами как заряд, спин и даже " очарование". Короче сразу на выходе от профессора Петрухина открываешь учебник Мухина и начинаешь жадно и с интересом читать.
Когда мы сели с Антоном в одной шестерке напротив Петрухина, то ничего не предвещало беды. Ведь мы пока еще ничего не знали о длинноногой красотке, но первый его вопрос очень напомнил антошкины опусы и вкус беды...
" Какой спин у Альфа-бета-гаммагиперона?"- спросил у меня Петрухин и, не увидев в моих глазах даже надежду на удачу, поставил первый минусик в своей записной книжечке.
"Так почему у вас Березин альфабетагаммагиперон имеет спин 1/2?"
Антон стал думать, нервно перебирая в голове все натуральные числа, ища спасение в любом из них .
" Думайте Березин, думайте! А вы, Белов, кажется хорошо разбираетесь в детекторах?". И задает мне вопрос, который я даже не то, что вспомнить, но даже и пересказать не смогу: слишком много неизвестных мне слов. Одно понимаю, что Петрухин нам за что-то мстит. " Идите Белов, идите!"
Антошка, не найдя ничего надежного в натуральных числах, переходит к обороне и решает стоять на позиции в том окопе, в который его поставили: собственно не понимая что значит это одна вторая.
" Я это прочитал в учебнике Мухина, "- врет Антон, но врет очень уверенно.
Меня выводят из лаборатории (а зачеты Петрухин проводит на кафедре) и я тут же натыкаюсь на Андрея Сартори.
"Какой спин у АБГгиперона?"
" Откуда я знаю, пойдем к профессору такому-то! (его фамилию уже забыл)" - и ведет меня в его кабинет. Спрашиваю его о гипероне. Профессор старенький, задумывается и говорит, что "1/2"!
"Нет,"- говорю: «Петрухин говорит , что это не так!"
Профессор возбуждается и идет в кабинет, где Антон из последних сил держит паузу, изображая принципиальную позицию, что он точно чего-то думает или знает. Вошедший старый профессор укоризненно качает головой молодому профессору, как студенту, который плохо выучил урок. "Конечно, 1/2"
Старый профессор же ничего не знает про прелестнодлинноногую девицу. И открывает Мухина на нужной странице. Вот это пас!!!
Антон даже не представлял, что к его окопу подтянут тяжелый танк !
Но старенький танк тут же накрывают прямой наводкой: Бах!!!
"У Мухина неправильные данные!!!" -тонны земли поднимаются в воздух и накрывают окоп обороны.
Но Антон выползает из под земли и набирает по телефону отца. Папа у Антона очень известный в узких кругах профессор. Живет и работает в Арзамасе-16 и делает водородные бомбы!
" Папа, а в той книге, которую подарил тебе Мухин, ошибка: «У Альфа-бета-гаммагиперона спин не равен 1/2. "
Папа Антона видно находится не в кабинете, а на полигоне и устанавливает на испытание очередную водородную бомбу. В телефонной трубке слышна мужская чисто-конкретная разговорная речь монтажников и слышно как папа перенабирает чей-то номер и отключается.
Через минуту звонит Петрухину Мухин в режиме конференции, где на другом конце папа Антошки и министр по тотальным вооружениям Устинов. Теперь, похоже, уже Петрухин в окопе с трехлинейкой против трех вражеских танков...
Мухин: «Вы с чего взяли, что АБГгиперон поменял спин? !!! Может, вы скажете, что он равен единице???
Петрухин ( погибать, так с Музыкой): Да, это новые измерения мюонной лаборатории на Кировской. Потураев с Ивашевым сделали новые измерения!!!!
( Ё, маё!!!), а Потураев-то за что под замес пошел?
В трубке слышится мат, вначале это голоса из массовки ( в этот момент такелажник Тумкин по прозвищу Тюбик роняет водородную бомбу на бок, потом орет папа Антона на Язова, министра обороны ( тот подключился в конференцию в момент когда орал придавленный Тюбик),потом орет на Устинова! Мухину тоже достается!
" Не буду я взрывать эту чертову бомбу, если Альфа-бета-гаммагиперон равен единице !!! Тут разнесет все тогда на хрен!!!
Язов: «Надо доложить Леониду Ильичу!" Пип-пип...конец связи.
Звонок в студию:" Позовите к телефону Кирилова-Угрюмова! С вами будет разговаривать товарищ Андропов, далее имя и отчество...
" Кирилов-Угрюмов уже здесь не работает, звоните в деканат или Колобашкину".
В студии слышен набор номера и длинные гудки...
"Ну и какого хера хотите, - это трубку взял небезызвестный прораб Петрович, ответственный за строительство колобашни (дальше идет ответ на местном лексиконе и трубку бросают...)
Опять звонок
"Это говорит Юрий Владимирович! Пожалуйста, представьтесь!"
"Это я, Юра Пятков, зам декана факультета Т» ( это в лабораторию вбежал парторг МИФИ , мертвой хваткой держа и волоча за собой нашего начальника Пяткова).
" Да, так точно! Есть у нас такие студенты Белов и Березин. Березин парень неплохой, в самодеятельности участвует, а вот Белов тот точно проблемный: «То студбилет отдаст вражеским шпионам, то устроит мальчишник - голыми на козырьке играли на барабанах и гитарах в студгородке перед девками из соседнего корпуса... Да … На козырьке поставили колонки, без трусов и орали!!!»
Все приготовились, что последует громкая матерная речь, но на том конце тихо сказали "Хорошо" и положили трубку.
Это как, если бы вам сказали: " С вещами на выход!"
Даже и не знаю, что сказать в эпилоге! Вот такое талантище - этот Антон Березин. Хотя должен добавить, что все совпадения и имена случайны, или выдуманы.

[Николаич]

Вспоминает протоиерей Алексий Шашков.



Протоиерей Алексий Шишков
КАК Я ПРИШЁЛ В ШЕСТОЕ ТВОРЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ (ШТО) МИФИ

Я вспоминаю как пришел на сходку в актовый зал по объявлению
о наборе новых людей в ШТО. Со мной еще было два одногрупника, которые мало чем отметились, то есть еще меньше меня.
Там я познакомился с Вадиком, с которым больше всех сблизились, еще одним товарищем из его группы, несколько девчонок, были и "старички" - Пиф, Антон, Кирушев и Белов, еще кто не помню.
Почему я пришел? Почему пришли мои одногрупники. За всех трудно сказать. Мы были наверное на втором курсе, т.е 77 год. Раза два я уже видел ШТО на сцене:
что-то новогоднее, потому что Попова вытряхивали из мешка, как новогодний подарок и он читал стихи:
"Я к вам пришел ребенком златокудрым", "Памятник", и запомнил еще строчки:
"Я умирал, а ты меня спасла; я счастлив был, а ты меня убила. В потоке газа искорку несла, то зажигала, то опять гасила".
Второй раз был на десятилетии, поэтому есть ощущение, что из нескольких спектаклей видел отрывки.
Точно я не видел Остановку полностью, а Мелюзга была кажется немного позже, но могу ошибаться. Это я видел.
Так вот, нам как новичкам естественно Викулов задал вопрос, чего мы хотим от театра. Точнее, какой из театров нам нравится. Я конечно стушевался, потому что завсегдатаем театров не был, хотя имел удовольствие почувствовать магию театрального искусства. Бывал я в Большом (по блату), чем и сегодня не многие могут похвастаться. Но туда ходят кто послушать, кто посмотреть на декорации и интерьеры. Это все к драмтеатру не относится. Я и на сцене КДСа стоял в составе хора В. Попова. Поразился, какой из себя хлам представляют декорации, такие роскошные издаля, но это все ни при чем тоже.
Мне, собственно, нравился тогдашний МХАТ, там были в то время прекрасные артисты: Любшин, Мягков, Калягин, Васильева, Мирошниченко, не упомнишь всех.
Но что говорить, когда ты не видел другого.
Почему-то помню, что Белов ругал Таганку, мол поставили спектакль по Пушкину в духе "мы поклоняемся ПУШКИНУ"
потом по Маяковскому "теперь Маяковскому поклоняемся". Я их тогда не видел, о чем конечно жалею. Но определенно не был фанатом, чтобы ночью записываться в очередь. Кстати, потом смотрел их "Вишневый сад" и что-то мне оттуда пахнуло совсем не тем, чем Валере. Всё та же постановка Эфроса. Сцена оформлена чем-то вроде рубероида и по периметру рукомойники висят. Возможно, намек на казарму?
Я понимаю про условность театра и особенности стиля Таганки, но когда используют классику для того, чтобы в каком-то оформлении или реплике просунуть сквозь театральный занавес кукиш и показать зрителю этим свою смелость, мне это совсем не близко. Но это было уже значительно позже, когда никакого ажиотажа спектакли не вызывали
(и многим непонятно уже было, кому кукиш, а он-таки в спектакле остался). Еще кто-то на нашем "собрании труппы" помянул типичных режиссеров-диктаторов в кожаных куртках. В то время появились театральные студии под руководством таких новаторов: на Юго-Западе, у Никитских ворот. Я в этих студиях не бывал, напрасно говорить не буду.
Впрочем, как-то с Вадимом нас пригласили на репетицию театра "На досках" под руководством теперь уже хорошо всем известного Кургиняна. Сидели мы тихо, они - то репетировали, то болтали, причем Кургинян концентрировал разговор на себя, без стеснения рассказывал, как охмурял уже престарелого и заслуженного писателя-фронтовика Бондарева (забыл наверное о нашем присутствии). Было уже за полночь, когда я решился робко попрощаться, потому что мне еще домой надо было добраться. Вдруг, Кургинян метнул на нас гневный взгляд и сказал:
"Идите и чтобы я вас здесь больше не видел". Да, такие мини-фюреры мне совсем не по душе. К чему я всё это говорю? Да просто хочу сказать спасибо Коле. Он нас и подводил к тому, что любительский театр имеет определенные преимущества. Он понимал, какие преимущества имел наш театр, и каковы были его ограничения. Чтобы достичь профессионализма, без фанатизма не обойтись, это не только в театре.
А наш любительский режим хотя иногда мешал добиться результата, но оставлял время для другой жизни. И еще позволял всем нам быть участниками творческого процесса. Кто читал воспоминания Тарковского, не мог не заметить его откровенности об отношении к актерам: им не надо знать режиссерского замысла, они должны делать свою ремесленную работу, они - его орудия. Они должны быть профессионалами Своего дела, как он - Своего. А у нас в ШТО было по-другому. Не хуже и не лучше,а по-другому. Поэтому даже я, не имея никаких актерских данных (кроме тщеславия) мог участвовать и не вызывать у режиссера раздражения (надеюсь). И еще мы могли (если хотели) заниматься настоящим искусством. Вы скажете, что я сам себе противоречу. Но это не так. Когда к примеру "новаторы театра" карежат классику для того, чтобы что-нибудь злободневное "вставить в строку", этому грош цена. Потому что завтра или послезавтра это вызывает только недоумение. А наш диалог с Александром Блоком, который начался тогда, еще не кончился и для многих много значил.
Валера кое-что об этом сказал. Позволю себе тоже сказать.
Ведь не случайно пал выбор на 12. Мы его в школе проходили: Ничего не поняли. Взялись ставить на сцене. Чем-то другим повеяло. Ветром и холодом, "музыкой революции". Как-то переоценили мы эту музыку.
"А впереди - огни и мрак". Я говорю не как полноценный участник постановки, хотя открою тайну, мы даже на сцене ДК "Москворечье" однажды с "Двенадцатью" выступили - те самые новобранцы, которые пришли тогда по призыву на собрание в актовый зал. Заводилой был Вадим. Он играл на рояле музыку, я читал текст от автора. Кажется, это была неудавшаяся агитбригада, оставленная на лето в Москве. Все-таки нас попросили поучаствовать в каком-то мероприятии и мы так поучаствовали (да простят нас Попов и Кальян).
Тогда мы заинтересовались Блоком все. Хотели еще поставить "Розу и крест". В результате я познакомился с будущей женой. Но Блока я не понимал, и даже не любил наверное. То есть мне нравились стихи, ну те же "12", это же настоящее. Но понять его, как человека я не мог вполне. Мне глубоко и надолго запало кое-что из его дневников, например о том,
что Гоголь любит своих героев, Ноздревых и Коробочек, как они ни отвратительны, иначе ничего бы у него не получилось.
Так же и Блок любит Катьку с Ванькой, хоть они его имение сожгли. Иначе и у него не получилось бы ничего.
Мне запали его слова: " Я хочу того,что будет...", хотя надо было бы "Да будет воля Твоя", но тогда я еще этого не знал.
И всё отношение к революции, и к искусству того "серебряного" века, понимание сущности его, всего этого неестественного богемного разжигания в себе страстей, культа их только недавно пришло.
Попов - не знаю как давно это понял и написал стихи "Певцы серебряного века", там все хорошо сказано.